Литературные известия
Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»
Подписаться  

Главная

Издатель

Редакционный совет

Общественный совет

Редакция

О газете

О нас пишут

Свежий номер

Гвозди номера

Архив номеров

Новости

Видео

Реклама

Авторы

Лауреаты

Книжная серия

Обсуждаем книгу

Распространение

Подписка

Реклама в газете «Литературные известия»

Магазин


       

Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов




Гвозди номера № 09 (101), 2013 г.



Нина ДАВЫДОВА
"Мне, воину, и мне, поэту…" Николай Гумилёв

Продолжение темы, начало: газета "Литературные известия", №№ 10, 12 за 2012 г.,
альманах "Словесность 2013", книга 7, стр. 137.)

Осенью 2013 года исполняется 290 лет со дня основания Кронштадта. В 2014 году — 100 лет со дня начала Великой Европейской войны. Почему мы поставили рядом две эти даты? Ответ понятен уже из названия статьи: офицер, кавалер двух Георгиевских крестов, полученных в сражениях Первой мировой войны, бесславно забыт в городе (сейчас это один из районов Санкт-Петербурга), в котором родился — в Кронштадте.
Забыт в культурной, как принято называть, столице — в Санкт-Петербурге. А ведь именно в Петрограде Гумилёв жил незадолго до смерти и был арестован в знаменитом Доме искусств (ДИСК) на Невском, 15 (в те годы Невский проспект назывался проспектом 25‑летия Октября). Но: ни мемориальных досок, ни улицы его имени в Петербурге нет!
В апрельском номере "Журнала Поэтов" (№ 4 (48), 2013) на помещенной на форзаце фотографии этого дома "установлена" метафизическая мемориальная доска. Если власти не могут, то поэты — должны!
Николай Гумилёв, бесстрашный воин и поэт, "проходил" в 1921 году по "Кронштадтскому делу" и, спустя короткое время, после нескольких допросов был расстрелян, да так быстро, как будто с ним кто-то сводил счеты, очень уж торопились расправиться. Письмо деятелей культуры в его защиту пришло слишком поздно, Гумилёва уже не было в живых.
Август 1921 года стал ЗЛО-Вещим для российской словесности: при полной разрухе, голоде и терроре прекратилась земная жизнь двух знаковых поэтов — символиста Александра Блока и акмеиста Николая Гумилёва, двух председателей Петроградского союза поэтов. То время с беспощадной точностью передано Блоком в поэме "Двенадцать":
"В зубах — цыгарка, примят картуз,/ На спину б надо бубновый туз!/ Свобода, свобода,/ Эх, эх, без креста!".
Читателю тех лет было абсолютно понятно, что хотел сказать Блок: бубновый туз желтого цвета помещался на спине арестантской одежды. Вот такие двенадцать человек "с кровавым флагом" "держали революцьонный шаг". После смерти Блока и Гумилёва в русской культуре появится еще не одна печальная страница — уход из жизни Есенина, Мандельштама, Маяковского, Марины Цветаевой. И все уходят в расцвете творческих сил. И это, как мы теперь знаем, далеко не полный список. Осип Мандельштам предсказывал в стихотворении 1906 года, что случится через 11 лет:

Среди лесов, унылых и заброшенных,
Мы оставляем хлеб в полях нескошенным.
Мы ждем гостей незваных и непрошеных
Своих детей!

Могильным холодом веет от записных книжек Александра Блока того времени; приведем несколько небольших записей, когда Блок, чаще всего на трамвае, выбирался из Петрограда в Стрельну, на берег Финского залива — подышать морским воздухом, хоть на несколько часов почувствовать себя свободным.
Из Записных книжек. 1919. Петроград.
20 июля. Весь день — Стрельна. Дождь и ветер. Измученность. И прелестно, и почти в слезах от того, что с дворцами и парками, и разное.
23 июля. Купанье в Стрельне. Руки на себя наложить. — Воинская повинность. Уплотнение квартиры.
4 августа. Требуют каких-то новых удостоверений, мешая работать еще раз (сотый?). — Стрельна — очень холодное купанье. — Сапоги и трудные мысли. Много работы над Гейне. …Прилив. Дым и стрельба в Кронштадте. Яркий осенний холодный, ветреный день.
30 августа. Совершенно поразительный, теплый день и такая же ночь с зарницами. Три налета на Кронштадт (смотрю из Стрельны, как он отстреливается). Деревья сильно желтеют.
3 сентября. Стрельна днем — ни души. — В вечерней газете можно догадаться: сдали Киев.
4 сентября. Полная репетиция "Разбойников". — На уплотнение квартиры дано 14 дней. — В Петербург приведены башкирские дивизии.
1920. Петроград.
29 августа. Стрельна. Душный туман. Инфлюэнца (лечить духотой). Трамвайный ад…
2 сентября. Корректура "Седого утра". Стрельна. Телефон от Н. А. Павлович (трем человекам из Союза уже будут кое-какие продукты).
"Из Союза" — имеется ввиду Петроградский союз поэтов, отчаянно помогавший своим членам выжить, — старались достать не только продукты, но и дрова, поскольку в домах не топили. Блок в тот год еще председательствовал в Союзе (потом избирают Гумилёва). Несмотря на нелюбовь друг к другу (они были очень разными), и Блок, и Гумилёв не только выступали с докладами и чтением стихов на одних и тех же площадках, но, будучи руководителями Петроградского союза поэтов, принимали решения о приеме новых поэтов в Союз. До нашего времени дошли некоторые документы их обсуждений, приводим несколько записей:
"О СТИХАХ Э. Ф. ГОЛЛЕРБАХА
Судя по книжке, у автора нет поэтических заслуг, ему бы лучше войти в союз журналистов или в союз писателей — во всяком случае, в большой союз, а не в наш. Ал. Блок.
Пока автор обнаружил только способности к версификации, поэта в нем не видно; по-моему, принять нельзя. Н. Гумилёв.
О СТИХАХ С. ФАРФОРОВСКОГО
Немыслимо! Ал. Блок
Вон! Н. Гумилёв
О СТИХАХ Е. Г. ПОЛОНСКОЙ
Довольно умна, довольно тонка, любит стихи, по крайней мере, современные, но, кажется, голос ее очень слаб и поэта из нее не будет. Ал. Блок.
В члены-соревнователи, я думаю, можно. Н. Гумилёв".
…"Трамвайный ад" — отметил Блок в записной книжке. И так же, как он, приезжал на берег Финского залива Гумилёв к морскому вольному ветру на не менее адском, возможно, на том же самом, трамвае:

В красной рубашке, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь, в ящике скользком, на самом дне.
А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!

Об отношениях между Блоком и Гумилёвым написано много, но особенно значимы воспоминания Владислава Ходасевича: "Пожалуй, трудно себе представить двух людей, более различных между собою, чем были они. …Они терпеть не могли друг друга — и этого не скрывали. Однако в памяти моей они часто являются вместе. Последний год их жизни, в сущности, единственный год моего с ними знакомства, кончился почти одновременной смертью обоих. И в самой кончине их, и в том потрясении, которое она вызвала в Петербурге, было что-то связующее". Ходасевич в те годы поселился, как и Гумилёв, в Доме искусств, и так случилось, что именно он проговорил с Гумилёвым весь вечер и часть той страшной ночи. За несколько часов до ареста Гумилёва. Фактически, Ходасевич был последним поэтом, видевшим Гумилёва живым. А Гумилёв все никак не отпускал своего гостя, просил еще остаться, убеждал (заклинал?), что жить будет долго. Но в стихах уже все про себя давно написал:

И не узнаешь никогда ты,
Чтоб в сердце не вошла тревога,
В какой болотине проклятой
Моя окончилась дорога…

или:

И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще…

Ни могилы, ни улицы имени поэта Николая Гумилёва, ни мемориальных досок дважды Георгиевскому кавалеру нет до сих пор в Санкт-Петербурге. Рок какой-то. Интересно, что в 2006 году было принято решение об установлении памятника выдающемуся путешественнику, воину и поэту на Якорной площади в Кронштадте. Но почему-то ничего так и не вышло.
Союз литераторов России, ведущий свою родословную от Петроградского союза поэтов, решил обратиться к нынешнему губернатору Санкт-Петер­бурга Г. С. Полтавченко с ходатайством о восстановлении исторической справедливости.



 
 




Яндекс.Метрика
      © Вест-Консалтинг 2008-2022 г.