Литературные известия
Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»
Подписаться  

Главная

Издатель

Редакционный совет

Общественный совет

Редакция

О газете

О нас пишут

Свежий номер

Гвозди номера

Архив номеров

Новости

Видео

Реклама

Авторы

Лауреаты

Книжная серия

Обсуждаем книгу

Распространение

Подписка

Реклама в газете «Литературные известия»

Магазин


       

Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов




Гвозди номера № 07 (99), 2013 г.



РОЖДЕНИЕ СТИЛЯ

 

Сергей Арутюнов существует в духе непрестанного обновления внутреннего природного дарования. В этом могучем движении, в самом очаге беспрестанного деяния он остается верным национальным традициям русского стихотворства. Стихи для поэта есть неуемная попытка отыскания собственного стиля, при этом поэт стремится обладать истиной, именно здесь происходит конфликт автора и истины, так и зарождается стиль автора.
Готфрид Бенн писал: «Стиль выше истины, поскольку несет в себе доказательство существования литературы». На примере книги стихов «Нижние Котлы» Сергея Арутюнова мы можем убедиться в неправомочности изречения немецкого авангардиста. Автор «Котлов» демонстрирует, что стиль может являться как любимым чадом, так и нерадивым пасынком истины.
Одной из вершин не только данного сборника стихотворений, но и всего творчества данного автора по праву можно считать стихотворение «Памяти Рэя Брэдбери», я приведу два четверостишия, в которых автор охарактеризовал все литературное наследие почившего американского писателя:

 

Ты был отцом не нации своей,
Слава святые сходу заболтавшей,
А нам, желавшим прорасти скорей
Сквозь плотную решетку саботажей.
Ты кто угодно только не фантаст.
Нам Бог тебя уж не отдаст.

Теперь прощай. Во мгле сверчки трещат.
И стол накрыт, но на веранде ветер,
И старый дом так праведно дощат,
И луч над ним так безответно светел,
Как будто прячет сердца сердолик
Под облака давно бессмертных книг.

 

Я умышленно привожу зачин и концовку стихотворения из пяти строф, в классическом исполнении которого истина не доминирует над стилем: стиль автора остается неизменным. Стоит заметить, что и эти две строфы можно посчитать состоявшимся стихотворением, в котором стиль и истина составляют единый прочный союз.

Исключительно слову дарована власть над жизненными действиями. Лишь тот, кто служит слову, живет по его воле, срастается с ним или вступает с ним в противостояние, может считать себя причастным к слову.
Святитель Тихон Задонский писал: «Одни лишают, другие лишаются. Одни пресыщаются, другие алчут и жаждут». Сергей Арутюнов именно из плеяды авторов алчущих и жаждущих стихов, он служит слову, как служат Создателю. Он алчет новых рифм, метафор, эпитетов. Рифма для всей мировой литературы явление историческое и переменное, но у Арутюнова устремление обогатить стихотворение оригинальными рифмами вызывает новые реальные смысловые ассоциации. Достоинство рифм Арутюнова связанно с их реалистичной редкостной необычайностью, и при этом работа автора над рифмой не имеет в виду добиться какой-то особой вычурности, а носит экспериментальный — научно-изыскательский — характер. Чувствуется, что здесь автор готов платить за победы и поражения ценой собственного литературного существования. Вслушаемся:

 

Он был прорабом над промальпами,
Бурил фасады где-то в ЗАО,
Контора, в общем-то, провальная,
Но рад он был ей несказанно.
(Товарищ мой недавно…)

В них был кураж: на скутерах и яхтах
Бежали мы от страха и тоски,
И в этих наслажденьях травоядных
От счастья разрывались на куски.
(Швейцарский нож, бутылка саперави..)

Не за это ли утро в разводах талых
Навсегда погибавшая жизнь бурлила,
Понуждая забыть об урочных траблах
И пройти с боями аж до Берлина?
(Не за это ли утро в разводах талых…)

Когда кидались дармоеды
На отчий сруб,
И струи бились, турбулентны,
Дымком из труб.
(Ни стряпчему при мышелове…)

В тот самый миг, что насмерть осенит,
Почувствуешь себя совсем спасенным,
И, перепутав узелок с поселком,
Уйдешь в зенит.
(Не смей роптать…)

 

Стихотворения, вошедшие в сборник стихов Арутюнова «Нижние Котлы», в большинстве своем имеют четко выраженную стихотворную форму и не требуют комментариев. Следует пояснить некоторые значимые нюансы:

 

Снится сквозь морок и маяту:
За лихолетьем
В белой рубашке к дому иду.
Завтра уедем.

 

Первое и последнее четверостишия стихотворения подобны предисловию и послесловию к автобиографической повести. Бросается в глаза — «завтра уедем»… Что это? Побег ли от чуждого, повседневного, жизненного и творческого реализма в возлюбленное иллюзорное небытие? Но тут же натыкаешься на финал: «к дому идущим», и становится ясным — к Создателю, к Его Небесному дому стремится эта душа. В стихотворении восемь четверостиший, мы рассматриваем первое и последнее и видим, что смысловая нагрузка всего стихотворения не исчезает.

 

Мог бы весь век просвистать чижом
В уши имущим
В мире бесцельном, навек чужом,
К дому идущим.

 

О своих произведениях Гёте писал так: «Они написаны не для масс, а разве что для немногих людей, которые ищут приблизительно того же, что ищу я, и делят со мной мои стремления».
В 2003 году в журнале «Знамя» Татьяна Бек писала: «Не я первая сравниваю Базарова с молодым Маяковским — им обоим и психологически, и стилистически наследует Сергей Арутюнов».
Я позволил бы себе не согласиться с почившим ярчайшим наставником исследуемого автора. Наследие Арутюнова — это силлабо-тоническая русская стихотворная школа. Эта природная корневая система, как новой книги, так и всей поэтики Арутюнова, на которой он взрастил свое древо. И лишь ветки и плоды этого древа являют собой реализм с ничтожной долей нигилизма. Стихи Сергея Арутюнова жизненны, и восходят, как чувствуется лично мне, в лучистую высь, а не устремлены в безводную и пылающую геенну.
Если и говорить о футуристическом наследии в поэтике Арутюнова, то по своему изыскательству Арутюнову намного ближе Велимир Хлебников, чем, например, те же Маяковский или Каменский. Самобытность Арутюнова заключается в его кольцевой внутренней системе поэтического восприятия. Ему не требуется извлечения частицы эссенции из чужого многоголосья, он и так дуален: в нем попеременно существуют и огнедышащие вулканы, и омертвелые ледники. То есть, он способен на самовозгорание и самооледенение. Это и есть кольцевой путь от себя к себе, основание лирической гармонии.
Адамович не уставал повторять, извиняясь за банальность: «Имеет смысл только та литература, в которой нет или, вернее, не осталось «литературщины», и где за словом чувствуется человек» (1927).
По его мнению, и «критика», в сущности, оправдана лишь тогда, когда пишущему удается сквозь чужой вымысел сказать что-то свое, т. е., когда по природному своему складу он вспыхивает, касаясь чужого огня, а затем горит и светится сам.
В завершении уместно всплывает в памяти весьма созвучное восприятию рецензента выражение уроженца города Клермон-Ферран, древнейшей столицы праведной Оверни, Блеза Паскаля:
«Я могу одобрить только тех, кто ищет истину с болью в сердце».

 

Александр ОРЛОВ

 




 
 




Яндекс.Метрика
      © Вест-Консалтинг 2008-2022 г.