|
|
Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов
|
Гвозди номера № 02 (94), 2013 г.
Мария Луценко Я и ты ДАЧНЫЙ ДОЖДЬ
Вот дачный дождь, как летний душ из бака, как мокрый плащ на плечиках грозы, щекочет стебли лакового мака и барабанит в миски и тазы, зализывает трещинки и ранки тоскующей по нежности земли. веранда с ним играет в банки-склянки — посуду в спешке в дом не занесли. А где-то, в чаще города дремучей, в час пик, в чаду тянучки городской ты глянешь в небо, в налитые тучи, со смутным ожиданьем и тоской, и смажет дворник локтем с лобового увесистую, ртутную слезу, и твой диджей запнется слабовольно и стихнет, молча слушая грозу без первобытно-детского восторга, и вспомнится, как яростно текла слепая страсть по вене водостока и губы нам жестоко припекла, как боль на пальцах грызла заусенцы, и плакала, когда ты был не прав, Тот дождь… Он шел без умолку, а сердце до остановки добиралось вплавь, Тот дождь… Он крыши рвал с домов добротных, обрушившись как тридевятый вал, шумел и бесновался в подворотнях, и за окном палаты бунтовал. Он был моей любви безумной частью, такие не частят в одной груди. Теперь идут и к счастью, и к несчастью у нас простые, дачные дожди.
ОДЕССКОЕ
У качелей одно на уме, хоть скрипят о высоком. Только сядешь, и вмиг рассекретят тебя облака. Улыбается память, и бурым измазавшись соком, обдирает о камни орехам зеленым бока. Здесь впадает река моя в крайности, в райности, в детство, оставляя пороги, сливается с новой водой. В этот город впадая, так хочется сразу раздеться, скинуть сумки, набитые мятой, лежалой бедой, и по зову (по самому древнему зову, конечно) стать по косточки в море, русалочью верность храня, и входить в глубину так же бережно, тихо и нежно, как однажды входил ты за тайнами жизни в меня.
* * *
Пригуби руки, они ведь еще теплы и помнят, как делать чай, как плести косы. Пока мы в разлуке — жизнь продолжает плыть за подмостки, от взглядов, и вслед ей глядят косо. В придорожном кафе вспомни, вот что была одета, что пела, всмотрись в наш последний дубль, в нем от убранной чашки блеснет на краю стола влажный след — это мой блеклый облик идет на убыль.
* * *
Восьмерка бесконечности — все мы, когда любовь нас выхватит из тьмы. Нас пишет на поверхности планет тончайшей кистью первородный свет. Нас мелом пишут звезды в уголке на небе, как на грифельной доске, богатые у нас берут взаймы, и самые великие умы несут пюпитр, этюдник и блокнот, и не жалеют кистей, слов и нот. Но времени закройщик нас кроит, под ножницами циферка кровит, и чтобы мы друг друга не нашли, восьмерку разрезают на нули, на две немых, бесплодных пустоты, которые зовутся «Я» и «Ты».
|
|