Гвозди номера № 11 (91), 2012 г.

Для поэта самое важное — проявить собственный голос, самобытный по интонациям и тону, не утратив классической ясности замысла и воплощения. Нужно ли объяснять, как это непросто! Во все времена литераторам приходится преодолевать встречные ветра конъюнктуры. Хуже всего — когда мы подставляем паруса этому ветру и начинаем плыть по удобному курсу.
Пожалуй, в наше время стереотипы особенно цепко завладели стихотворцами. Есть два-три расхожих стиля, за каждым из которых стоит литературная партия. Сформировались птичьи наречия «для своих». Километры типовой поэзии, которая интересна только своим. У Александра Орлова я не вижу следов такой «партийности». Он выбрал путь против течения. Конечно, это не гарантирует хороших стихов ни в настоящем, ни в будущем, но это — одно из необходимых условий по-настоящему состоявшейся поэзии.

Александр Орлов способен назывными предложениями набросать лиро-эпическую панораму. Предельно лаконичные (вот уж где — экономия средств!) предложения, непространные стихотворения — а чувствуется дух эпохи, над которой размышляет Орлов, ощущается подтекст, в котором хочется разбираться:

Орлов любит перечисления, его цель — чтобы простое упоминание какой-либо фамилии, какого-либо понятия стало веским. Чтобы за ним ощущался смысл. Здесь легко впасть в «шифрование пустоты», и нужно строго редактировать себя, чтобы получился истинный лаконизм в поэзии.

Кстати, в сборнике нет ни одного затянутого стихотворения! И очень немного строк и строф, от которых хотелось бы избавиться: Орлов умело укрощает инерцию стиха. Думаю, эту линию Александр продолжит и в дальнейшем, чтобы больше было прекрасной ясности, чтобы точнее были сгустки смысла. В лучших стихах «Московского кочевника» мы видим концентрированные, отжатые образы, никакой воды. Поэтому перед нами поэзия мужественная. Если даже не знать фамилию автора, если даже в стихах нет глаголов мужского рода, все равно по каждой строфе поймешь, что перед нами не поэтесса. Причем, этот эффект в лучших стихах сборника достигается без крепких выражений, без показной мужественности.

Разрабатывая восточную тему, Орлов опять же сохраняет собственный голос, не злоупотребляет пряной экзотикой. В стихах чувствуются крепкие мускулы мысли. Мы видим в сборнике целый юго-восточный цикл, который можно было бы объединить в единое целое, обозначив заголовком. Здесь можно вспомнить о Бунине, о Гумилёве, о Есенине, о Тихонове — у каждого из них было увлечение персидскими или африканскими мотивами. Орлова неслучайно причисляют к гумилёвской линии в русской поэзии (Тихонов, Вс. Рождественский, Симонов…). Но подражать Гумилёву невозможно — непременно попадешь в рабскую зависимость, обесценивающую стихи. Конечно, стоит упомянуть в стихах Чад — хоть страну, хоть озеро — и ассоциации с Гумилёвым возникнут неизбежно. Некоторые строки (например, «Трубит из саванны скучающий слон…») укрепляют это впечатление.

А упоминание Хоросана порождает неминуемое воспоминание о Есенине. Тем более, что и размер орловского стихотворения «Джучид» — вполне есенинский. Но мы уже договорились, что у Орлова собственный голос. Литературные впечатления он переосмысляет на свой лад. И, хотя перед нами — консерватор, традиционалист, а не любитель экспериментов, в его стихах немало «примет времени», начиная с таких нарочитых, как интернетовские реалии. Оказывается, это неплохо приживается в стилистике традиционного стиха. Главное в поэтических записках путешественника — что Орлов демонстрирует умение писать «под маской», с элементами стилизации. Книга, состоящая из одних лирических излияний получилась бы монотонной.

Важной удачей стало самое ответственное — заглавное — стихотворение сборника. Это программные стихи, залихватское кредо. Написано с долей иронии, но в главном — все всерьез. Хорошо, что стихи, лихие по духу, и написаны лихо:

Лихо!
Да, сборник не состоит из одних взлетов. Можно было бы придраться к некоторым неудачным оборотам, к самоповторениям… Но главное — это рождение индивидуального стиля, и оно состоялось. Значит, перед нами поэт, серьезный собеседник, с которым будем считаться.