Гвозди номера № 09 (89), 2012 г.

Книга Александра Орлова «Московский кочевник» составлена из двух вполне самостоятельных, но внутренне связанных книг-глав: «Алая тень» и «Фиалковый дым». Однако и каждая из этих частей неоднородна, пестра как тематически, так и стилистически. И эта видимая миру пестрота — самая главная особенность таланта Александра Орлова. Его книги похожи на клубки разноцветных ниток, на калейдоскопы, где несочетаемое сочетается в самых неожиданных комбинациях. Сплетения и пересечения — вот метод и конек автора.
Он одинаково свободно живет в истории (будь это тысячелетняя история древних монголов, где нет-нет да и дают о себе знать татарские корни — или семейные «памяти», отраженные в стихотворениях о дедах и отце) и в современности.
Он одинаково просто беседует с другом и с Богом. Серафимы и Херувимы, встречающиеся на страницах книги Александра Орлова, выглядят очень естественно, потому что поэт всегда существует в двух измерениях: здесь и сейчас и там, в вечности. Постоянное присутствие высших сил, непрекращающееся общение с ними делают его стихи, так сказать, ненавязчиво‑правословными:

Он «амбивалентно» ощущает принадлежность к роду и одиночество. Он — поэт урбанистический, но и тонко чувствующий природу.
Он тонко чувствует природу, но он и поэт культуры. На страницах книги просто россыпи литературных имен:

Однако это не щеголяние эрудицией, а тоже мир. И он не менее реален, чем береза за окном.
Он пишет о России, но способен постичь и передать дух Африки, Ближнего Востока.
Он — сразу и дитя Вечности, и «сын громадных, вековых трущоб,/ Рожденный под «Прощание славянки»
И как тут ни вспомнить слова Ф. М. Достоевского о всемирной отзывчивости русской души!
В 1913 году Николай Гумилев, представляя в журнале «Аполлон» новое, возглавляемое им литературное направление, требовал от искусства «мужественно-твердого и ясного взгляда на жизнь». В сегодняшней поэзии чаще встретишь иронию или, в лучшем случае, самоиронию, гамлетовскую рефлексию, болезненную раздвоенность, утонченность и изысканность — гораздо чаще, чем цельность, мужественность, радость бытия. И в этом смысле книга Александра Орлова «Московский кочевник» — скорее исключение, чем правило. Но исключение отрадное.

в этих строчках мне видится кредо Александра Орлова, жадно живущего, а не размышляющего над жизнью. Однако, живя жизнью со всеми ее трудностями, со всей ее прозой, он не страдалец. Скорее наоборот:

Есть стихи туманные, просвечивающие, в которых наименованные вещи обозначают не самих себя, а другие вещи, которые, в свою очередь, обозначают третьи вещи, и т. д. Такова, например, «черная роза в бокале золотого, как солнце аи» А. Блока. А есть стихи, где вещи значат то, что они значат Стихи Александра Орлова оставляют впечатление предметной густоты — и поэтической, и жизненной. Поэзия Александра Орлова не описывает его жизненный опыт, но (в полном соответствии с первоначальным значением этого греческого слова) творит из опыта, перерабатывает и переосмысливает его.
Эта перенасыщенность, доходящая иной раз до избыточности, происходит, должно быть, от ощущения полноты существования, от ненасытного, вбирающего мир взгляда.

Не случайно в прошедшей литературе ему ближе не брюсовский библиотечный «юноша бледный со взором горящим», а охотник, путешественник, кавалерист Николай Гумилев.
Мир, вырастающий из книги Александра Орлова вещественен, наполнен выпуклыми и ощутимыми деталями плотен, но не плоск. В его стихах вещи одушевляются, а чувства овеществляются.

Его поэзия в интонационно-синтаксическом смысле лаконически «прозаична». Как будто нет в его душе грани между «верхом» и «низом». Он часто «снижает» «высокое», а оно чудесным образом не снижается, а тянет вверх «низкое». Как бы за собой. Как бы как гелиевый шарик:

Но иной раз интонация, музыка его стиха становится ощутимее слуховой галлюцинации:

Здесь кольцевая рифма и мелодика стиха как бы создают иллюзию кружения. Кружения снега и кружения жизни.
Александр Орлов — наш современник. И как и мы, живет в стремительном, но и хрупком мире. Он чувствует эту зыбкость чуть ли ни кожей и дает почувствовать нам:

И уж не это ли чувство тронувшегося и тронутого мира дало название и одному из лучших стихотворений Александра Орлова, и всей книге. Не так ли, оседло осев в Москве, мы продолжаем всю жизнь кочевать, пусть и в пределах МКАД?
Однако заглавие сложнее и многозначнее, ели учесть вторую часть книги — «Фиалковый дым». Здесь автор выступает в роли карамзинского «русского путешественника», оформляющего в стихотворной форме свои впечатления от непривычного, удивительного мира. В стихах, включенных в «Фиалковый дым», много экзотической лексики, цветистых пейзажных зарисовок, чужеземных географических названий, преданий и легенд. Автор мастерски передает вкус и запах «Востока». Но все-таки самыми трогательными строками для меня стали вот эти:

Принесите мне черного хлеба.
И тут снова уместно вспомнить о всемирно отзывчивой, но русской душе.