Гвозди номера № 04 (84), 2012 г.

Евгений Степанов как-то сказал, что Арутюнов — поэт более интересный, чем Гандлевский.
Сергей Гандлевский, при всех его достоинствах, все-таки сильно перехвален. А Сергей Арутюнов — будто бы и не создан для похвал, совсем наоборот. Его бескомпромиссность, максималистские представления о дружбе, о человеческих отношениях, жесткое неприятие лицемерия, приспособленчества и прочих унизительных качеств проявляются и в его стихах. А стихи его… действительно интересней, чем у Гандлевского. Поразительно: несмотря на ритмическую монотонность, каждое стихотворение написано будто первое: полнозвучно, энергично, накаленно, а от рифм я иногда просто теряюсь, настолько они неожиданны.
Я все это говорю, принимая во внимание, что темы Арутюнова мне не близки: часто его стихи социально заострены, в них неизбывная обида на бытие... Но мне близки его стихи, они заряжают, придают сил, радуют, насколько крепко они "сделаны".
…Мы бродили с ним по приарбатским улицам. Через час мне предстояло зайти к Александру Тимофеевскому (он живет близ Арбата), забрать тяжелую сумку и — на вокзал. "Я чем могу помогу, можешь использовать меня в качества носильщика!" — самоотверженно предложил Сергей (лучше сказать — поставил в известность). "Я пробуду совсем недолго — только попрощаюсь", — пообещал я перед дверью подъезда. "Я буду ждать сколько нужно", — твердо успокоил Арутюнов. Наверное, такие люди многого требуют от других, — не знаю. Но дают, по-видимому, еще больше.
Я сказал, что стихи Арутюнова радуют. Добавлю: меня — даже веселят, — веселят самим строем поэтической речи! Не так давно мы с поэтом Борисом Кутенковым (в Литинституте он ходил на арутюновские семинары поэзии), беседуя в "Макдональдсе", вспоминали строфы и строки Сергея. "Те, кого я застал на земле, Вороных и немного мухортых…", — начал я. "Препогано держались в седле, Но зато разбирались в махорках!", — с настроением закончил Кутенков.
"И печалиться, в общем-то, не о чем…" (начал Кутенков, а я не смог сразу продолжить: глотнул кофе). "Только что-то приперло (продолжал Кутенков)" — "И жжет!" — окончил я с яростью, громко поставив кружку на стол.