Гвозди номера № 12 (234), 2024 г.

Рассвело. Принимаю привычный уют —
дом доверчиво светел, и тени легка полоса,
а с антеновых высей небесное слово «люблю»
так и льнет к монитору сквозь мнимый туман потолка.

Так невнятен звонок и желанен прохлады глоток.
В увертюре прихожей так короток оклик судьбы.
Как предчувствие раги — далекого блюза поток,
как предвестие счастья, слепой отголосок мольбы.

Короткий вдох из прошлого, извне,
сквозь горький стон, как память о войне,
сквозь дымные завесы междуночий,
по контурам тире и многоточий.

Короткий вдох и долгий путь к тебе
в никем не предугаданной судьбе,
сквозь заросли крапив и тьму Гекат
в неведомый вечнозеленый сад.

Встали сосны, как цифры простейшие
на шершавой ладони добра.
Облака, словно сны наши вещие —
те, которым сбываться пора.

Рассвет, как выстрел! Только ты постой,
и в светоносном воздухе замри
всего на эту вечность. Над водой
еще так хрупок Божий храм зари.
В тревожном сне пророческих глубин
я — только тень и хвойная печаль
сосновых розовеющих вершин,
и близость нереальная, и даль.
Я только тень твоя. Тихи шаги.
Дышу прохладой травного настоя,
и мыслей потаенные круги
расходятся, привычно беспокоя.

Едва затеплилось и вдруг зажглось,
затем горело ярко и тревожно.
И ливнями оспорить невозможно
слепую правду, сладкую, как ложь.

Летела лава огненным потоком,
сметая все преграды и круша
замки запретов. Извини, душа,
не убегай холодным водостоком.

Но кто-то терпеливо пеленал
и нежно гладил лепестки огня,
неповторимой нежностью маня,
не улетел, не сгинул, не устал.

Тебе ль не знать, когда смыкает свет
для нас двоих таинственные створы,
что ничего на свете больше нет,
лишь сердца потаенные просторы.

Душа вскипает капельками слез,
в глубинах бездны плавятся алмазы.
Мне жалко дрему сахарных берез,
что нас во сне не видели ни разу.

Ремейк окраин. Ближний бор в тиши.
Немые облака качают воды…
И я молчу. Слова, как мураши,
кусают губы, требуя свободы.

А рядом воркованье голубей…
Уймитесь, разговорчивые птицы!
Я думаю, любимый, о тебе,
перебирая памяти страницы.

Весна, затерянная где-то
за пустотой.
Дождем и тиной пахнет лето
и теплотой.

Подслеповатых струй армада
спешит в рассвет,
и ливень за оградой сада
упал в кювет.

И лишь в глазах твоих бездонных
хрустальный мрак,
как помраченье вишен сонных —
восторг и страх.

Мне шепот твой уже не слышен,
Остатки тьмы
невнятною тревогой дышат —
побеждены.

Если мимо, то это не выход, поверь.
По сгоревшим поленьям недавних костров,
по унылым объемам забытых дворов,
по обломкам бесценных потерь.

Не уснуть, не проснуться, лишь медленный свет,
и нельзя обернуться, покинуть приют.
Слышен звук — это ангелы горько поют,
это падают звезды в кювет.

Ненадежное сердце — судьба мотылька:
трепетанье, скольжение, взлет.
А живая душа все кого-то зовет
с безымянных небес потолка.

Затерялись в просторах вселенной,
разбрелись, потеряли пути
в этой вечности, в этой мгновенной,
бесконечно нелепой. Прости.

По дорогам и просекам сна,
по туманным окраинам фальши
гонит мысли тугая волна
в приоткрытые ставни и дальше.

К тем рассветам, где гасли огни
потерявшего след непокоя,
к тем кострам, где мы были одни…
Да сейчас и не вспомнить такое.

Просветлений внезапных пора —
не игра, не игра, не игра…

Привыкай уходить по прохладному выдоху ночи,
мимо стен и оград, и столбов с неживыми огнями,
мимо слов, что навеки теперь между нами,
по дороге разлуки, по узкой тропе многоточий.

У подножья скалы оборвется серебряный путь.
Стихнет шум вакханалий. С тобою вино и вакханка:
китаянка, арийка, однако, скорее, славянка.
Вы у странных озер, чья вода, как кипящая ртуть.

Это явь или сон? Ощущение жизни такое,
что несносно смотреть и нельзя от себя оттолкнуть.
Слушай пенье славянки,  припомни серебряный путь
меж мерцающих лун, в галактическом мнимом покое.

Только мучает холод и этот щемящий покой,
этот зов отдаленных звучаний земного разлада.
И волнующий зуммер, из дальнего звездного сада,
невозможно унять светлой нежностью, теплой рукой.

Заветный друг, читай меня, читай,
читай, когда никто уже не  слышит:
волнуется восток, а запад дышит
зловонным смрадом и чинит раздор.

Прими внезапной радости глоток,
здесь, у подножья новгородских сосен,
и пусть весь мир безумен и несносен,
но непреступен праведный порог.

Здесь наша ширь и воля, и простор,
и эта нескончаемая млечность,
где ощутима мысли быстротечность
и с небом непрерывен разговор.