Гвозди номера № 12 (234), 2024 г.

Удивительна природа поутру! Чуть солнце касается земли, она начинает дышать. И я дышу и не могу надышаться… Над лугом и овражком проносится легкий шепот — то пробуждаются травы. Туман ворчит и потихоньку отступает.
Птицы сейчас не встречают рассвет, как весной или в начале лета, а появляются чуть позже. Можно услышать, как они переговариваются, но их голоса звучат приглушенно и даже немного таинственно. Они выбираются из своих уголков-укрытий, где ночевали, потягиваются. Многие сразу перелетают повыше, почти на макушку ясеня пенсильванского, ставшего настоящим птичьим общежитием: восхваляют солнышко, греются после стылого ночного воздуха и наводят марафет.
Я прихожу к моменту, когда среди пернатых наступает оживление, и наблюдаю, кто чем занят.
Пеночки-веснички гоняются друг за другом — вот веселье!
Соловьишко распушился — каждому перышку по солнечному лучику.
Вертишейка замерла, но с моим приближением засуетилась, скрылась в листве и подглядывает — один глаз и виден. Однажды, и это стало открытием, я увидела двух молодых птиц в обществе жуланчиков — куда маленькие хищники, туда и вертишейки.
Славки-черноголовки дружно ничего не делают, а самые любопытные спускаются пониже и заглядывают в объектив.
Неожиданно прилетела славка-мельничек: едва устроилась на тонюсенькую веточку, ее тут же прогнала черноголовая славка. Птички время от времени конфликтуют, но по-прежнему держатся на одном дереве.
То и дело выскакивают из ниоткуда молодые заряночки, еще рябенькие или почти перелинявшие. Кто посмелее, остается на месте: «Гляди, какое оранжевое украшение на моей грудке — любуйся!» И я любуюсь и фотографирую. А иная птичка, едва перелетев из гущи соседних кустов, тут же шасть — ее и след простыл.
Бывает, остановится передохнуть дубонос — появится внезапно и так же внезапно исчезнет.
Щеглы любят царицынские просторы: в основном сидят высоко в кроне соседней березы или с большим энтузиазмом болтаются в поисках кормных мест — лугов с обильным травостоем. Эти яркоокрашенные птички всегда где-то поблизости — отовсюду доносится их переливчатое щебетание. Хотя, погодите, что происходит? Шумная стайка, птиц двадцать, в основном молодняка, вихрем пронеслась над головой и в один момент украсила верхушки ясеневых веток — как здорово получилось! Стою не шелохнувшись, чтобы не спугнуть их тонкие чуткие натуры.
Кто-то закопошился — молодой черный дрозд явил себя миру: «Здрасьте». Расположился меж ветвей так, чтобы его не было заметно — проветривание оперения требует уединения! Хвост веером развернул, голова, чуток плешивая на затылке, набок, глазоньки закатил, сам привалился к ветке — того и гляди потеряет сознание. Помню похожую ситуацию — в нашем районном сквере загорал дрозд-рябинник. Увидев его запрокинутую головушку, неравнодушные гуляющие, перепугавшись, в один голос восклицали: «Птичке плохо?!»
Серая славка, мокрая и растрепанная, зевнула (подняли, а разбудить забыли) и юркнула обратно в тень листвы.
Пара садовых камышевок активно собирает мошек, не обращая на меня внимания.
Серая мухоловка — хоть и невзрачная птаха, но мастер в ловле насекомых. Такие виражи совершает! Какое тут сфотографировать — успеть бы взглядом проследить траекторию ее движения!
Нервно заверещала самка жулана. Сколько ни бродила здесь прежде, еще малиновые кусты стояли обсыпанные (ягоды на них крупные — все ими лакомились — и люди, и птицы), она так и шумела. Но малых я тогда не приметила. Теперь наблюдаю только одного птенца, и уж как она его опекает. В другой жуланьей семье, обитающей по соседству, все иначе: сама самка подпускала метра на три, есть у меня ее портрет, и птенцы такие же доверчивые. Один при мне погадку скинул — не постеснялся. Так вот, засмотрелась я сейчас на взъерошенного жуланчика, а когда повернулась обратно к дереву, гляжу: открыто на ветке — лесной конек! Вот это диво! Своего первого лесного конька я встретила в этом году в июне в лугах на окраине города. Он активно токовал, каждый раз возвращаясь на березовую веточку-присаду аккурат передо мной. Коньки с тех пор попадаются мне регулярно. Например, в Итлари конек нежился на солнце, устроившись на покатой крыше деревянного сарая, а теперь несколько особей мелькают у Царицынских дач. Вот это везение!
В один прекрасный день дерево посетила… малая мухоловка! Я мельком заметила птичку, всего на пару секунд присевшую в полутьме нижних ясеневых веток, и успела сделать серию кадров. Сомнений нет — малая мухоловка. Подожду — есть вероятность, что она вернется.
Стою, мечтаю. Серые мухоловки носятся, добывая пропитание. Может быть, и мне перекусить? А там, глядишь, и птичка приманится «на бутер», как воробьиный сыч, — известная история, произошедшая со мной в Главном ботаническом саду.
Соберу-ка себе подстилку из сена попышнее — пару дней назад траву на участке перед деревом покосили. Деревня вспомнилась, и мы с отцом на сенокосе… И этот запах сена — сладкий, теплый, родной. Порой кажется, что я родилась такая, наполненная ароматом скошенной травы…
Дальше все как по сценарию: наливаю чай, достаю бутерброд. И в этот момент из глубины кустов выскакивает мухоловка и оказывается на веточке напротив меня — снимай — не хочу. Сама кроха и такая ладненькая, а глазищи, как у зарянки — крупные, с бликами погожего августа и моим отражением. Сидит, как завороженная, не улетает. И я замешкалась, не могу наглядеться на птичку — нечастая она гостья в наших парках.
День сегодня выдался жаркий, хотя пасмурное утро ничего кроме дождя не предвещало. Но надо проведать птах — как там у них дела? Одновременно со мной засобирались плоские местами с разрывами, безликие облака — сегодня нам не по пути, и вскоре небо прояснилось. А бывает, когда они, покладистые и отзывчивые, подхватывают мой голос. Я выбираю самое красивое и многослойное облако с завитушками. Оно не спеша проплывает в пространстве, бережно уложив на свою спину мое приветствие Миру: «Доброе утро!»
Завтра — Яблочный Спас — люблю этот праздник. Захожу под сень яблонь проверить, не нападало ли за ночь яблок. Крапива уже не злющая, но все так же норовит дотронуться до руки и слегка кольнуть; повсюду ярко-розовые башмачки недотроги железистой — растение с меня ростом. Вдруг на веточке на уровне моих глаз птичий малышок — скок-поскок. «Кто таков?» Шустрый — на месте не сидит. Завтра ни свет ни заря проснусь, сюда примчусь — к птенцу и дереву-общежитию, к туману и нападавшим яблокам… Встану на пригорке, на перекрестке тропинок, лицом к солнцу и, разведя руки, поприветствую новый день. Потом обниму берёзку. Она выслушает меня, пошелестит листочками — так и общаемся. Соберу букетик душистого клевера лугового. Достану его уже на работе, а он влажный от росы и теплый, согретый дыханием солнца, — лето в нем живет.
Вчера прилетал средний пестрый дятел. Долбил-долбил сухую ветку — неудобно. Улетел. Озорные пушистики-лазоревки лихо переворачиваются и повисают на лапках, вдруг срываются и цепляются за расфуфыренный бодяк полевой, треплют свалявшиеся пуховые комочки.
За происходящим вокруг внимательно следит пустельга — высоко сидит. Помню, в прошлом году ни один день, проведенный в Царицыно, не проходил без встречи с семейством пустельги. И свой первый снимок этого элегантного хищника мне удалось сделать с достаточно близкого расстояния. Этим летом я лишь дважды видела пустельгу.
Транзитом побывали здесь ополовники — мимимишные создания с длинным хвостом. Переговаривались, переговаривались и дружно двинулись в сторону пруда.
На днях сфотографировала овсянку, но непонятно какую. Поспрашивала коллег-бердвотчеров. «Овсянка-крошка», «обыкновенная овсянка», «овсянка-ремез», «тростниковая овсянка» (в этом году в зоне тростников гнездилось несколько пар) — разные варианты прозвучали. Наличие длинной светлой брови и светлой каемки на крыльях вызывают сомнения. Скорее я предположила бы, что это молодая самка дубровника, но чудеса разве случаются?

Я не сдавалась — все искала созревшие шары козлобородника. Но растение раскидало свои парашютики и осталось торчать высохшими покрывшимися коричневато-белесой пленкой столбиками.

Каждое утро в офисе начинается одинаково — с общения с козлобородником. На столе в прозрачной пластиковой чаше, весьма уютной, живет пушистый шар, напоминающий одуванчик-переросток. Я принесла его с Царицынских холмов. Осторожно срезала с длинной, худой ножки пушистика, готового в любую минуту от дуновения ветра развеять по окрестностям свои семенные летучки. Перво-наперво открываю куполообразную крышку — он начинает дышать.
— Его надо помыть, — морщится коллега. — Такой неопрятный.
— Есть немного, — я легонько трогаю его тонюсенькие волоски. — Но тогда он размокнет, сгниет. А так есть шанс, что выживет как сухоцвет, — я отстаиваю его интересы и гадаю, доживет ли до будущего лета…
Он, скукожившийся в своем ограниченном пространстве, распрямляется — то ли от моих слов, то ли от потока воздуха… Помню: стоит он влажный от росы — на хохолках прозрачные капельки. Посмотришь поближе — увидишь в них свое отражение. Касаюсь губами нежных парашютиков, и на кончике носа остается капелька — щекотно и радостно.

Нехотя разжимаю руки и отпускаю лето… Август постепенно, без суеты и спешки, завершает свои дела. Каждый его шаг выверен и приближает к тому периоду, когда становится невмоготу от промозглости и холодов, солнца катастрофически не хватает, а душа просит встречи с румяными рассветами. Сейчас меня как никогда влечет к любимым тропам — скоро их не отыщешь под снегом. А пока можно насладиться рассветной тишиной. Но мои утренние прогулки становятся все короче. Светает позже, и не успеешь оглянуться, уже пора бежать на работу. Но я обязательно вернусь — через день, неделю, с весной.

Период наблюдений: 3 августа — 3 сентября 2024 г.
Восход Солнца: 4:40–5:39