— Сколько птиц! — он ахнул, по привычке взглянул на соседнее кресло. Сердце заныло — с некоторой тоской, но приятно и трепетно: еще пару дней назад она была рядом. Столько хорошего всколыхнулось в душе!
Они двигались в сторону Нарвы, оставив позади едва пробудившийся Таллинн. После Раквере в изумительные природные пейзажи фантастическими достижениями инженерной мысли врезались ветропарки — гигантские ветрогенераторы упирались в небо.
— Какие внушительные конструкции — настоящие вентиляторы! — восхищалась она.
— А то! Потоки воздуха от лопастей способствуют дополнительному охлаждению — в жару народ на близлежащих пляжах кайфует.
Она поверила, а впоследствии не раз вспоминала и смеялась: «Использую эту шутку в своем очерке».
— Я плохо разбираюсь в птицах, но смотреть на них люблю, — он не соврал, но бердвотчером себя не считал. Слишком муторным представлялось ему это занятие: если птичка махонькая, попробуй разгляди ее в кустах, если стая большая, к ней не подойти, а сидеть в засидках или ползать на животе не входило в его планы. Чаек, крякв и лебедей он и так постоянно видел — достаточно совершить променад до Пирита. Особо наглые чаячьи особи гнездились на крышах, копались в мусорных баках и по-хозяйски инспектировали улочки Старого города, выпрашивая или по-пиратски отвоевывая угощение. И в Кадриорге живут птицы. Однажды на пруд выпустили пару черных лебедей. Это событие произошло в День города и было приурочено к открытию обводного канала. Да, давняя история, они тогда и знакомы не были…
Навстречу — гуси, какие именно, он и понятия не имеет. Это она знает: гуменники, серые или белолобые… Пыталась объяснить, называла отличительные признаки: «Брюшко светло-серое с поперечными темными полосочками, как ствол у березки, и незначительное белое пятно над клювом — это белолобые». Точно, белолобые. Он перевел взгляд дальше — в сторону моря шли тысячи птиц. А ведь они где-то остановятся на отдых, и все поле будет в гусиках — так ласково он стал называть их после общения с ней. Уголки его губ дрогнули — позитивные эмоции преобразили сосредоточенное лицо.
— Гусик машет крылом, привет тебе передает, — он поспешил черкнуть сообщение — знал, она обрадуется весточке. — Я по тебе скучаю.
Ему нравилось произносить: «Гусики, кулички»… Травника и перевозчика — какие причудливые названия — она наблюдала на Пальяссааре, за зуйками и галстучниками ездила к порту Мууга. «Тут в прошлом году зимовала обыкновенная трясогузка, — рассказывала она. — Один человек регулярно ходил к морю — проверял, как она там…» Наверное, это было важно для нее, но он пропустил мимо ушей эпизод жизни маленькой серенькой птички с трясущимся хвостиком.
— На Штромке построили смотровую вышку — можно вести наблюдения, — он поделился новостями и предложил съездить посмотреть, хотя, если честно, просто тянуло побыть с ней: прогуляться, взявшись за руки, поболтать даже неважно о чем, а то и вовсе помолчать.
«А как она целовала этот цветок на Пысаспеа, как же его… Сейчас… — он пролистал их переписку. — Прострел! Кому рассказать!» Тогда сама ситуация показалась ему забавной, и он украдкой сфотографировал ее, наклонившуюся над цветком. Еще эта ее шапка. «И тебя не отпугнула моя дурацкая шапка?! — допытывалась она после. — Маме она жутко не нравится». «Нормальная шапка», — заверял он, но какое ему до этого дело, приглянулась она, непосредственная и открытая… Так и заявил ей, глядя в глаза, а она смутилась. Она вообще постоянно смущалась — не смотри, не хвали, не говори комплименты… Боже, сколько комплексов!
Фото автора
В этом году действительно много птиц — шел массовый пролет. Водоплавающие и околоводные пернатые останавливались в заливах и на прибрежных территориях: лебеди, гуси, белощекие казарки, кулики, разные виды уток.
Погода выдалась солнечной, но фотосъемка на побережье осложнялась сильными порывами холодного ветра — и слезы из глаз, и стабилизатор не спасал. У него возникала здравая мысль отсидеться в машине, но она выходила и упорно высматривала на воде птиц. Он первым заметил белощекую казарку, укрывшуюся от ветра за валуном. «Тоже прячется», — усмехнулся он и подумал, что неплохо было бы защитить продрогшую попутчицу от ветра. Пока ездили, все присматривался к ней — и на тебе — потерял голову. Неожиданный поворот для обоих.
На пару дней она направилась в Ляэнемаа, в Матсалуский национальный парк.
— Решила повторить путешествие по Матсалу — это настоящий рай для бердвотчеров, — пояснила она свою затею. — Помнишь, я писала очерк «Все-таки реки прекрасны»?
Он помнил все ее публикации: о реках, о болоте Мариметса, о путешествии по Кассари… Все, о чем она писала, представлялось ему легко и четко, и он все больше влюблялся в свой край, в птиц, в нее…
Он довез ее до Лихула и оставил одну в летнем домике. Но как же не хотелось оставлять, и главное, что его заботило, — ночью до нуля — как бы не замерзла.
Ему не терпелось узнать, как она там: где и с кем бродит, о чем думает, что интересного происходит. По дороге в Таллинн, уже сидя в автобусе, она направила ему подробный отчет.
«Нашла примулу, набрала чуток и подсушила — чай из нее суперский. По растениям план выполнен: печеночница, примула, прострел. Вчера встречали рассвет на реке — ходили с Тийтом на лодке по Суйтсу, Казари и дальше до залива. Лебеди на гнездах… А еще видели бобра: заметив нас, он шлепнул хвостом о воду и был таков. Весь день потом я провела с Марикой — в былые времена она организовывала туры по природным тропам. Пока исследовала окрестности Пениыйе, сняла аиста на гнезде, обыкновенную овсянку и пеночку-теньковку. Ее ни с какой другой птахой не спутаешь — песенка отрывистая и громкая с повторением однообразных слогов: "Тю-тю-тю-тю". По дороге к южному берегу Матсалуского залива проведали серых цапель, гнездящихся близ старой усадьбы Матсалу, сфотографировали семью серых журавлей (увидеть журавлей — добрый знак для женщины). На открытом сыром луге, где кочки поплотнее и повыше, расхаживали стройные турухтаны. Мы наблюдали ток разноцветных самцов в брачном наряде, надевших на шеи пышные перьевые воротники. Ты не представляешь, какие это диковинные птицы! Мне прежде не доводилось их увидеть, в то время как коллеги-бердвотчеры то и дело хвастались своими находками. На следующее утро, когда маленько рассвело, мы с Пеэтером, ботаником и фотографом, погнали искать заветные места тетеревиного тока. Нам повезло: несколько самцов собрались на открытом поле, наиболее крупный косач занял центральную часть, раскрыл белый хвост-веер и давай подпрыгивать! Далеко от нас разыгралось это представление, но столько вдохновения от одной лишь возможности застать весенний ток!
Молчаливым столбиком на затененной хвойниками автомобильной дороге неожиданно возник глухарь. Утратив бдительность и гордо запрокинув голову, он важно походил туда-сюда перед удивленно замершими железными конями и порхнул на сосну. И тогда солнце заиграло на его богатом оперении — и предстала редкая и охраняемая птица глухарь во всей красе.
Поле, но очень далеко для фотографирования, пересекали три грациозные косули, тут же буквально из-под колес выскочил полевой жаворонок и замер у кромки грунтовки: „Давай, щелкай!” Немного проехав вперед, вспугнули тетерку — птица метнулась в придорожные кусты и засела там, притихла. У зайцев в самом разгаре брачный период — два самца не отходили от мирно пасущейся на лугу зайчихи. Казалось, животные не обращали на меня никакого внимания, и я шажок за шажком продвигалась в их сторону. Один из русаков встал на задние лапы, осмотрелся, и тут зайцы резко сорвались с места и наутек — опомнились.
На северном побережье залива тоже есть примечательное для наблюдения за птицами место — Хаэска, одноименный гостевой дом и смотровая вышка. Заехали и туда. В 1997 за сутки в окрестностях зафиксировали 128 видов птиц — рекорд для Эстонии. Здесь я снова обнаружила турухтанов и чибисов и сняла поднявшихся на крыло многочисленных белощеких казарок — завораживающее зрелище!
В конце поездки Пеэтер чуть не утопил меня в болоте Туху. Чрезмерно увлекшись поиском кроншнепа, он оступился и в надежде удержаться схватился за меня. Вот кто так делает?!»
— Зато приключения! — нашелся он. — Надеюсь, мы сегодня увидимся?
Они гуляли по Старому городу: заглянули в Сад датского короля и уютный Епископский парк на Вышгороде, потом долго стояли на смотровой площадке Кохтуотса — любовались видами. Вместе с ними черепичными крышами и башнями крепостной стены любовалась серебристая чайка, давно ставшая местной достопримечательностью.
«На моем лице остался твой запах — умываться не буду, — он перечитывал эту фразу, оставшуюся на память о проведенном вместе вечере.
…
— Хорошего Питера! — она махнула ему на прощанье, на мгновение представила: он выходит из своей машины, подходит и целует ее прямо здесь, на пограничном мосту, соединяющем Эстонию и Россию.
Он на несколько часов завис в автомобильной очереди, она управилась за полчаса. Такси стремительно удалялось от Ивангорода. Она надеялась, что случится чудо: он перехватит ее и сам отвезет в аэропорт, они еще немного побудут вдвоем. Скоро посадка, полтора часа до Москвы, и все закончится.
«Меня будто насильно оторвали от тебя», — признается она позже.
Наконец, он окажется дома, страсти поутихнут: он забросит WhatsApp, вернется к своим переводам и устоявшемуся образу жизни.
А птицы… Пролетные отправятся дальше.
«Гусики, кулички…»