Гвозди номера № 4 (190), 2021 г.

Весь инженерный состав лаборатории ровно в девять сорок пять собрался в коридоре у приемной Генерального. Подошел Кошелев и сразу вошел в приемную. Спустя пару минут появился помощник, долговязый мужчина с мешками под глазами. Он построил всех в шеренгу. Проверил каждого по списку и открыл дверь в приемную. Помощник пригласил всех в кабинет, где рассадил команду по обе стороны длинного стола, а сам вернулся ко входу, напряженно оглядывая приглашенных.
Появился Кошелев и сел в ближнем ко входу торце. Помощник подошел к нему, наклонился и что-то прошептал. Кошелев улыбнулся и кивнул.
Ровно в десять открылась внутренняя дверь около письменного стола, рядом с которым на боковой подставке стояло несколько разноцветных телефонных аппаратов, три из них — без номерных дисков. Генеральный был в сером костюме со звездочкой Героя соцтруда и тенниске с молнией под горло. Он обошел всех по кругу, с каждым поздоровался за руку, а девушкам еще и подмигнул. Затем сел в торце напротив Кошелева и снова всех оглядел. Помощник рядом с ним поставил стул. Из приемной неслышно появился высокий, борцовского телосложения мужчина в очках и седым ежиком на голове. Он тоже был в сером костюме и тенниске под горло. Мужчина сел рядом с Севериным, который развернулся к нему:
— Как народ, соответствует?
— Все прошли мандатную проверку и с красными дипломами.
Генеральный посмотрел на помощника, тот вынул из порт-феля стопку папок и положил ее на край стола.
— Ну и слава богу… Вы, друзья, скоро знать много будете, так что придется научиться помалкивать вне наших стен. Познакомимся по ритуалу сперва со слабым полом. Хотя сидящие здесь барышни интеллектом посильнее большей части сильного пола.
Генеральный выбрал две папки, пробежал глазами анкеты и обратился к девушкам, сидящим рядом:
— Не замужние… Вот и выбирайте себе из этих гвардейцев, которые свободные, дома можно будет обсуждать дела насущные в тишине… Хотя там и другие дела, небось, найдутся… Серьезные спортсмены есть среди вас, кроме вашего начальника?
Кошелев доложил:
— Тулин Павел. Мастер спорта по боксу и второй разряд по шахматам.
— Ну, покажись, шахматный боксер или боксерский шахматист. Как правильно величать?
— Тулин, — Павел встал и вытянулся по-военному.
Генеральный внимательно посмотрел на него и принялся перебирать папки. Найдя нужную, поднял глаза:
— Тулин Павел Андреевич… Чего молчишь? Сам как думаешь?
— Перчатки в чемодан спрятал. Или бокс, или работа…
— Значит, выбрал окончательно… Какую кликуху в детдоме присвоили?
— Павлин.
— Из пяти партий сколько у меня выиграешь?
— После первой скажу.
— Хитер! Значит, с перспективой… Кошелев обещает, что через четверть века никакие программы не понадобятся. Написал уравнения и условия, а машина сама определит, корректно или некорректно задача сформулирована, и результат даст. Как считаешь, преувеличивает доктор наук?
— Если только во времени, а то, может, и преуменьшает.
— Начальник твой совсем запутал старика. Кто не освоит оптимизационный подход к созданию новой техники — проиграет. Ты тоже так считаешь?
— Параметры любой системы должны определяться путем оптимизации… И не только в технике. Это неизбежно!
— Кошелев научил?
— Я курс по оптимизации факультативно прослушал.
— Диплом сам писал или спортсмену помогали?
— Сам… Жене помогал — у нас тогда дочь родилась.
— А за сыном когда пойдете? Не затягивайте! Детям нормальные родители нужны, а не пенсионеры! Ладно, дело хозяйское… Когда шахматная машина обыграет чемпиона мира? И кто первую такую машину изобрел?
— Первую шахматную программу разработал англичанин Алан Тьюринг, но квалификационный уровень ее неизвестен. — Кошелев встал.
— Я не слышал это имя.
— Чтобы выиграть у чемпиона мира, нужно увеличить память машины и ее быстродействие в десятки миллионов раз… Все наследие гроссмейстеров, шахматных теоретиков и композиторов за историю великой игры проанализировать по определенному алгоритму, которого еще не существует… Пока такой элементной базы нет… Может, со временем на основе живых биологических клеток.
— А творческую фантазию чемпиона, когда он будет играть с машиной, как учесть?
— Для этого нужен саморазвивающийся алгоритм. Важнейшая и пока нерешенная проблема. Но в день, когда машина выиграет у действующего чемпиона четыре из пяти партий, начнется новый этап развития цивилизации.
— А почему четыре?
— Одна партия на сбой Программы, или чемпиону в голову придет гениальная мысль, которую машина не сразу поймет.
— А этот Тьюринг связан с Винером?
— Нет, он самостоятельно занимался практической кибернетикой и является закрытым соавтором ее… Тьюринг первый создал самообучающийся алгоритм игры в шахматы и разгадал тайну шифров вермахта ЭНИГМА, которые немцы считали в принципе нераскрываемыми.
— Я изучал историю Великой Отечественной, но о нем ничего не читал.
— Это засекреченная информация.
— Наглый ты и опасный человек! Это он меня заставил купить вычислительные комплексы М‑40 и М‑50. Даже угрожал, что уйдет, если их не будет. — Генеральный скосил глаза на Кошелева. — Так?
— Нет. Я только сказал, что на старой технике серьезных оптимизационных задач не решить.
— А я по старинке, на логарифмической линейке. В университете я чемпионом по шкале Неппера был… Он сам вас выбрал, сам за все и отвечать будет!.. Меня на логарифмической линейке сделаешь?
— Надо попробовать!
— И ты знаешь, кто изобрел логарифмическую линейку.
— После изобретения Непером таблиц логарифмов англичане Гюнтер, Отред и Деламен в семнадцатом веке независимо друг от друга предложили первые варианты логарифмических линеек. Потом было много усовершенствований. Биссакарди и Патридж разработали конструкцию, которая в основе не изменилась до наших дней.
— Я читал, что великие математики Кеплер, Лейбниц, Паскаль тоже занимались счетными устройствами.
— Они и многие другие разрабатывали направления, в которой счетное действие воспроизводилось сложной механикой. А «неперовское» направление основано на математическом операторе «логарифм», которое шло особняком.
— Страшный ты человек, Кошелев… А коли взялся пугать и просвещать, валяй дальше. Кто еще соавтор Винера?
— Наш Глушков и голландец Нейман.
— О работах Глушкова я знаю. Натерплюсь бед от тебя, Кошелев… А пока этот наглец меня не выгнал по профнепригодности, за дело!
Генеральный посмотрел все анкеты, со всеми пообщался и разрешил в особых случаях напрямую обращаться к нему, но, посоветовавшись с Кошелевым.
Когда вышли из приемной, Павел наклонился к Олегу и шепотом спросил:
— А кто с ним был?
— Зам по режиму — генерал с Лубянки. Мой заклятый враг. Если Северин отлучится надолго или, не дай бог, сляжет надолго — меня уберут, как пить дать! Когда я на фирме появился в красной куртке, он меня остановил на территории и тихо вещает: «Здесь не демонстрация и поскромнее надо себя вести» — Кошелев хихикнул, — а «вездеход» отобрал. Калиновская мне потом «вездеход» вернула… Он злобу копит, а я куртку из принципа не снимаю. Так друг для друга фигу в кармане и держим.
— А что, Генеральный действительно со мной в шахматы сыграет?
— Ты, я вижу, ему понравился… В Ленинграде конференция скоро по оптимальному управлению. Поедем. Я тебя лично с Михлиным познакомлю… С ним хочу объем и состав моей монографии обсудить. Скорее защищайся!
— Ты это к чему?
— Жаль, если чужой придет. Жизнь — переменчивая штука… И про Калиновскую не забывай! Она друг настоящий.
Кошелевская лаборатория и организационно подчиненный ему вычислительный центр размещались на двух верхних этажах. Вход туда был строго по пропускам, в которых стояла особая отметка. Заканчивалась пусконаладочная стадия блока сверхмощных М‑40 и М‑50.
Под руководством Кошелева Павел разрабатывал математическую модель системы крепления и центровки транспортно-пусковой ракетной установки ТПУ‑11 в грузовом отсеке перспективного воздушного судна АН‑124. Генеральный принял предложение Кошелева, который убедил, что в математическую модель можно вносить конструктивные изменения, и сама модель будет исключать некорректные предложения, что существенно сократит время и затраты на разработку.
Кошелев уже полчаса ждал в приемной вызова. Из кабинета показался помощник Генерального, он поздоровался и пригласил Кошелева.
— Как дела? — Северин встал и доброжелательно протянул руку. — Извини, дела срочные, заставил ждать.
— Заканчиваем монтаж вычислительных блоков. По графику через месяц начнем тестирование модели.
— А кто ею конкретно занимается? Или ты все сам?
— Тулин… Вы с ним в шахматы собирались сразиться.
— Помню… Обыграет или субординацию не будет нарушать?
— Он с характером… Боксом серьезно занимался…
— Когда Михлин меня убеждал организовать твою лабораторию, он сказал, что в ближайшие годы руководителей будут набирать из математиков. Как думаешь, прав он? Может, мне уже к пенсии удочки покупать?.. Или оставишь на проходной?
— Конструирование сложных технических систем в условиях конкуренции и ограниченных ресурсов должно идти по пути оптимизации… А это возможно только на основе создания математических моделей.
— А почему Луна только ночью светит?
— Днем ее не видно.
— Неправильно! Потому что днем и так светло.

Когда Кошелев вышел, Северин подошел к окну и отодвинул штору. Светила Луна. «Может, кто-то из его команды сюда поднимется… Кошелев талант, но не дипломат, врагов нажил кучу… А вдруг это боксер?! Или еще кто? Со временем не поспоришь!»
Сотрудники лаборатории и операторы в три смены готовили вычислительный комплекс к пуску. Кошелеву поставили в кабинет диван, он спал на нем по четыре часа.
Каждый день Олег подходил к Павлу, внимательно изучал написанное, но замечаний не делал. Лишь однажды похлопал друга по спине:
— Трудись, дружище!.. Я честно тебе завидую. Ты мозгой работаешь, а я как сантехник и комендант суечусь… Ну что ж, на каждом этапе своя задача и цель. Главное — буйки увидеть вовремя и по ерунде не залететь… Похоже, у тебя получилось. И в бой, товарищ теоретик, боксер и шахматист! И мой друг, конечно… Хотя в таком деле друзей не бывает!..
К весне оба машинных блока успешно прошли тестовые испытания. Олег собрал всех:
— Ну что, пора на пикник. Бутылка портвейна для нечеловеческой красоты нашей и три родимой для гвардейцев, надеюсь, хватит. Я замариную мясо и лично исполню настоящий шашлык. Форма одежды и настроение легкомысленно свободные, но с соблюдением… Многоуважаемая Калиновская изъявила желание принять участие в нашем сугубо семейном празднике и вносит свою долю транспортом.
В последнее апрельское воскресенье в восемь утра лаборатория в полном составе собралась у проходной. Подъехал автобус, из него вышли Кошелев и Калиновская. Женщина была в расстегнутой теплой куртке и обтягивающей майке с красно-белой спартаковской эмблемой.
— Осторожнее, на заднем сидении кастрюля с будущим шашлыком. Прошу в тарантас, — предупредила громко Калиновская.
Все шумно размещались в салоне. Олег сел рядом с Павлом:
— Неприступный ты наш. Так и не зашел к Калиновской. А она для тебя старалась… И чего к тебе бабы липнут? Вон, из столовой хохлушечка тоже интересуется, чего не ходишь.
Калиновская села на задний ряд. Неожиданно она вполне профессионально запела: «На побывку едет молодой моряк. Грудь его в медалях, ленты в якорях»¹. Продолжая петь, она пошла по проходу и, дирижируя одной рукой, глазами призывала к вокалу всех. Когда дошли до места: «Ни к чему наряды, ни к чему фасон — ни в одну девчонку не влюбился он…» — Калиновская остановилась около Павла и, решительно взяв за руку, подняла его.
Когда подъехали на место, Калиновская окончательно взяла бразды правления в свои руки. Олег был произведен в шеф-повара, а Павел, под всеобщее улюлюканье, — в кочегары-костраторы. «Слава богу, не в кастраты», — сартикулировал «а» в первом слоге Павел. Через два часа запахло жареным мясом. Все собрались.
Олег снял полотенце с шеи, вытер руки и осмотрел свою команду:
— Друзья, вы даже не представляете, кто мы! Пройдет двадцать, ну, максимум, тридцать лет, и за каждым из нас будут охотиться агенты ЦРУ и МИ‑6.
Калиновская подошла к Павлу со стаканом, в котором до половины была налита водка:
— Ну, как с работой у жены, порядок?
— Спасибо. Вроде получается. Даже дома к семинарам готовится.
Женщина чокнулась с Павлом и одними губами произнесла:
— Пойдем, прогуляемся! Здесь недалеко озерцо… Даже зимой не замерзает… Ключи там на дне.
Они шли вдоль реки по талому снегу. Калиновская нагнулась, подняла камень с земли и, красиво размахнувшись, бросила в сторону проталины. Вода булькнула.
— Камешек теперь никто не найдет. А я загадала на нем… Жаль утки улетели. Из-под земли, что ли, теплые ключи. Знатное место. Воздух… Народу нет!.. Я тебе как женщина нравлюсь? Только честно!.. Не обижусь!
— Вы красивая и сильная. Такие женщины всегда нравятся.
— Я не об этом. Подари мне сына.
— В каком смысле?
— У тебя что, кроме жены, никого не было? Не похоже!
— Я спортом занимался.
— А то в спорте одни евнухи… У тебя никаких обязательств… А сыночка моего дед усыновит… Николай Зем-лянский… Красиво! Лучше ты мне дай слово, что никогда на Колю претендовать не будешь! У него такие родители будут!.. Он образование достойное получит, а я к спорту наставление дам.
Тулин стоял неподвижно, не зная, что делать. Женщина повернула к нему лицо, ее глаза блестели:
— Я так старалась и с яслями, и с квартирой, и с местом для жены. Мне ничего не нужно! — Калиновская вдруг твердо произнесла, — Сына мне дай!.. Как позову — придешь? Ты не знаешь, какая я женщина, не пожалеешь… Но Коленька только мой будет.
Павел обнял ее за плечи и поцеловал в губы. Они были соленые. Калиновская закрыла лицо руками. Плечи ее вздрагивали. Потом убрала руки и выпрямилась:
— Здесь недалеко деревня, там знахарка знакомая. И храм на горе… Помолюсь за тебя, себя… Попрошу прощения… На колени встану… Кошелеву скажи, что здесь останусь, а утром меня на мотоцикле отвезут… К своим иди!.. Нечего им повод давать!
Павел вернулся. Все уже собирались.
— Куда даму дел? — тихо и настороженно спросил Олег.
— Она у знакомых в деревне заночует.
— Случилось что?
— Ничего. Прошлись по берегу… Выпить осталось?
Олег проверил бутылки и, поболтав одну из них, протянул Павлу:
— Там на дне… Не обижай ее!..
Всю обратную дорогу Павел, закрыв глаза и прижав голову к стеклу, думал о случившемся. «А если бы Ирина не сказала, что беременна, и жизнь пошла бы без самого дорогого существа на свете… И будет ходить в школу Коля Землянский, не зная, чьего он семени. А Землянский-старший умрет по старости, или Калиновская заболеет тяжело, и Коля окажется в детдоме… А вдруг Лиза забеременела и не призналась!.. И почему Олег, у которого наверняка были отношения с Калиновской, не дал ей ребенка?.. Не хотел носить еще одну трагедию в сердце?.. Потому и ждет инопланетянку, чтоб без детей… Мишеньку своего забыть не может!.. Но Калиновская ждет благодарности… Варенька, солнышко мое, как же я жил без тебя… И у тебя будет брат, о котором ты не узнаешь?! А вдруг через двадцать лет судьба сведет тебя с высоким мужчиной атлетического телосложения, похожим на Калиновскую, по фамилии Землянский. Он будет известным артистом или великим спортсменом…»
Через неделю Калиновская позвонила, сказала, что плохо себя чувствует и попросила зайти к ней домой за вездеходом. Павел отпросился с обеда, сославшись на простуду.
Калиновская открыла дверь и приветливо улыбнулась. На ней был темно-вишневый халат с большими розовыми цветами. Когда Павел вошел в переднюю, Калиновская захлопнула ногой дверь и повернулась к нему, полы халата разошлись — он был надет на голое тело:
— Я очень тебя ждала и боялась, что не придешь… А ты мужик!.. Проходи! Давай на брудершафт выпьем. У меня хорошее болгарское красное вино «Гамза».
Она подошла к столику, на котором стояли открытая бутылка и два хрустальных бокала. Когда поставили бокалы на столик, спросила:
— Ты любишь классическую музыку?
— Люблю.
— Вон там пластинки — выбери!
Павел стал перебирать бумажные конверты и выбрал «Грезы любви» Листа.
— Что выбрал?
Павел протянул Калиновской пластинку.
— А ты, оказывается, не простой… Кто тебя научил такую музыку слушать?
— Отец. Мы с ним в детдоме жили, пока он от ранений не умер. А потом я сам пристрастился.
— Ты только сонатную музыку любишь?
— Почему?! И оперную, и симфоническую. Современную, но не всю.
— А ты знаешь, что мой отец в хоре до войны пел? Я тоже занималась пением в музыкальном училище. Собиралась в консерваторию поступать. Но обстоятельства были… А музыка измены не прощает… В жизни по-всякому бывает… Как считаешь?
— Не знаю. Если по-серьезному…
Калиновская резко подняла руку:
— Пустой разговор… А кто тебе из наших оперных певиц больше всего нравится?
— Обухова².
— Почему?
— У нее очень насыщенное на две с половиной октавы меццо-сопрано.
И поет она и оперу, и романсы.
— Детдом, бокс и разбираешься в вокале… А сам поешь?
— У меня беда. Музыку и голоса узнаю, а воспроизвести точно не могу. Начинаю напевать и слышу, что вру…
— А кого из мужских оперных голосов выделяешь? Ну, скажем, из лирических наших теноров?
— Лемешева³. По русским песням ему нет конкуренции, а в опере, наверное, он самый искренний. Ему веришь. Он всегда не Как поет, а Что!.. Хотя к его вокалу есть претензии. Как вокалист Козловский выше, но уж больно восхищается своим пением.
— А какие оперные арии тебе больше всего нравятся?
— Бориса Годунова в сцене смерти, и ария Каварадосси из четвертого акта.
— Надо же… А какая опера Пуччини тебе больше нравится: «Чио-Чио-Сан» или «Мадам Баттерфляй»? Только честно!
— Это два названия одной оперы.
— И ты знаешь, что такое крещендо в пении?
— Постепенное увеличение силы звука.
— Кто же так серьезно детдомовца к музыке приучил?
— Отец приносил пластинки… Он рассказывал и проверял меня — кто, как и что поет. У него родители были профессиональные музыканты — певцы. Погибли в войну… Я на концерты сам ходил…
— Один?
— По-всякому!
— Хочешь, я тебе арию Сильвы спою?
— А соседи? — Павел настороженно посмотрел на стены.
— Я тихо напою… Ладно, в другой раз. А кто написал музыку к «Веселой вдове»?
— Легар.
— Ну все! Добил девушку. Смотри в оба, а то влюблюсь… Теперь и я ударю… Чем известен композитор Глюк? Слышал такое имя?
— Реформатор итальянской и французской оперы. Написал 109 опер. Считается чемпионом по количеству опер.
— Не бойся — не влюблюсь… Придется мне готовиться по музыкальной истории к твоему приходу…
Встречи стали регулярными. В среду после обеда он поднимался на третий этаж и звонил. Они пили красное вино… А потом в постели слушали музыку. Пластинки выбирали поочередно, а на радиолу их ставил Павел. Калиновская после первого свидания порекомендовала объяснять отсутствие на работе необходимостью ехать в библиотеку. Павел понимал, что Олег в курсе дела.
После дневных свиданий вечером Павел озабоченно и подробно рассказывал Ирине, как продвигаются дела на работе. Ночью ему снились уравнения, которые превращались попеременно то в зверей, то в людей-уродцев. Звери исчезали в лесу, а потом появлялись, собираясь в стаи. Уродцы окружали Павла, кривлялись и называли его бесталанным вором, который взялся не за свое дело и пытается присвоить себе чужой успех. Из леса выходил Отец с кинжалом, который вез на этажерке патефон и пластинки. Он грозил уродцам кинжалом — они с воплями исчезали, а звери собирались вокруг этажерки. Отец долго крутил ручку патефона, показывал зверям пластинку, прежде чем установить ее на диске. А потом брал сына за ухо и, перебивая звук, несшийся из патефона, кричал, что никого не поведет в Храм и консерваторию, пока Павел не определится со своим Талантом. Звери кивали головами и помахивали хвостами. Неожиданно выскакивали уродцы. Они пытались воплями перекричать Отца, а звери набрасывались на них. Павел просыпался, снова засыпал, а сон повторялся. Утром, взбудораженный и неотдохнувший, он шел во двор и разминался, стараясь усиленной нагрузкой привести себя в нормальное состояние.
Как женщина Калиновская вызывала в нем желание, но иногда ее навязчивая постельная опытность вызывала отторжение. А когда она предлагала дубль, Павел, соглашаясь, вспоминал Стерлитамак. С Лизой все было по правде, и второй раунд, а то и третий, происходили сами по себе. «А ведь он не любит ни Ирину, ни Калиновскую и живет с ними. Что-то неправильно в нем. Вот Олег потерял жену и не ищет замену… И будет у него два чада от нелюбимых… И одного он, может, никогда не увидит!».

Как-то после энергичного второго раунда Калиновская в кровати положила голову на грудь Павла:
— Скажи честно, почему ты среди любимых назвал арию Каварадосси и сцену смерти Бориса Годунова. Тебе вроде рано думать о смерти.
— Красивая музыка и содержание глубокое.
— А Шопен?
— Красиво, но мысли мало…
— Ну ты и нахал!
— Шуман мне ближе, вообще раньше он мой был!
— Не простой ты мужик… Боишься, наверное, за моего сына держать ответ перед вечным… Ты в бога веришь?
— Я не пугливый.
— Не бойся!.. Все возьму на себя… Ты ведь счастье подаришь матери и деду… Коленьке я воспитание и образование дам. От твоего семени характер и мозги получит. Я его к спорту приставлю. А с рожденья холодный душ, чтоб не простужался и мужиком рос! С годами ты сам многое пересмотришь и меня поймешь… Все меняется… Я не буду мешать тебе… Семью береги!
Олег регулярно по пятницам приходил к Тулиным в гости. Ирина с нескрываемым удовольствием накрывала стол, демонстрируя свое поварское умение, и сосредоточенно внимала его рассказам о будущем цивилизации, когда по улицам будут расхаживать мыслящие роботы, которых невозможно отличить от людей.
— А красавицы искусственные не отобьют у нас мужиков? — вопрошала кокетливо Ирина, накладывая гостю свои фирменные вареники.
— Все равно земных, как хозяйка этого гостеприимного дома, не заменят. Но, пока, Ирина, ваша задача — давить на мужа. Он должен начать писать диссертацию. Мы с ним в Ленинград на конференцию поедем. Я его профессору Михлину представлю. Это титан в оптимизации и личность огромная!
— Он прислал письмо… Я помню!
— Вот это жена! Пашка, держись крепко за такую женщину и днем, и ночью.
— Я и держусь.
Павел про себя благодарил Кошелева за его частые визиты и проявляемую мужскую солидарность, предотвращающую возможность прокола перед женой.
До станции они шли молча. Когда подошли к платформе, Кошелев оживился:
— Слушай сюда, оптимизатор! Модель нашу надо изложить в обобщенном виде: три связанных объекта с внутренними и внешними ограничениями. Михлин даст тебе рекомендацию для публикации в солидном математическом журнале. Как звучит!.. Баллада!.. Считай, задел от самого Михлина для диссертации в кармане… Если, дай бог, живы будем и построим теорию для «N объектов» и «m ограничений» — это больше, чем докторская! Впрочем, тогда я тебе не нужен буду…
В «Красной стреле» Павел впервые: мягкие диваны с заправленным белоснежным бельем, не нужно идти к проводнице за влажным пакетом с сырыми, не первой свежести простынями и полотенцем, снимать с верхней полки плохо пахнущие матрац, подушки и одеяло. Олег подписал обе командировки с правом проезда в мягком вагоне.
Они разместились в купе. Кошелев заказал чай и достал из сумки бутерброды с любительской колбасой и плавленые сырки:
— Ну что, оптимизатор, на важное дело собрались… Жаль, не пью. Не взял. А одному тебе пить — неприлично… Бывал в Питере?
— Первый раз. Однажды мог поехать на соревнования, но ходил на физиотерапию в диспансер. У меня с правым локтем всегда проблемы были.
— В новой гостинице «Ленинград» будем жить, из окна «Аврору» увидишь. Если хватит времени, попрошу дать тебе  разок пальнуть… Нет, опасно! Не дай бог, опять революция.
— Я на практике в Стерлитамаке подружился с одной учительницей по литературе из Питера.
— Что значит «подружился»?
— У нас по-серьезному складывалось… Она мне наизусть «Двенадцать» Блока читала. «Как пошли наши ребята в Красной гвардии служить, буйну голову сложить».
— Ошибаешься! Там повтор, два раза «в Красной гвардии служить». Это великая поэма. Ее до сих пор толком не понимают или не хотят, а может, и боятся… А в конце: «Так идут державным шагом — позади голодный пес… Впереди — Исус Христос». Блок сквозь поэтический окуляр видел и предвидел больше, чем можно… и, наверное, чем нужно!
Павел, удивившись в очередной раз эрудиции Кошелева, спросил:
— А зачем революция по новой?
— Революция сама по себе — не только кровь невинных, а флуктуация в оптимальном течении цивилизации, которое должно быть эволюционным и происходить по самомоделируемому алгоритму изнутри системы. Суть революции гениальный Блок уловил.
— А разве Октябрьское восстание произошло не изнутри?
— Оно было не следствием саморегуляции экономических и социальных отношений, а набором случайностей, в том числе, и внешних. Поэтому военный коммунизм отменили из-за нарушения исторически сложившегося уклада. А НЭП, выравнивающий жуткие последствия военного коммунизма, был отменен из-за несоответствия привнесенным догмам.
— Честно говоря, я не уловил.
— Большевики начали массовые репрессии служителей религии. А когда война стала угрожать системе, Сталин позвал церковь на помощь. Дело в том, что религиозность — важнейший, сложившийся внутри системы элемент управления в государстве… По сути религиозные догмы совпадают с коммунистическими. Так и был сформулирован лозунг «Религия — это опиум для народа». Нет логики, и война этот лозунг отменила… Потому для успешного развития страны сработает только комплексная оптимизационная модель. А начинать надо с оптимизационных моделей низших уровней: для любой системы, предприятия, отрасли. Я уверен, что в Академии наук это понимают и уже работают умные головы… Не помешали бы только сидящие высоко и несклонные, точнее, неспособные к оптимизационному мышлению.
— А как это реализовать?
— Для начала надо математике всех детей учить и из них отбирать способных к управлению людьми и оптимизационному восприятию. Это долгий процесс, но другого пути нет… А сейчас — главное, чтобы Михлин пришел на конференцию.
— Оптимизация — его тема. Как это он не придет?
— Сложная штука! В математике, как в любой системе, свои внутренние интриги… Некоторые, даже Столпы⁴ ее, считают, что «михлины и всякие канторовичи должны заниматься прикладными делами — физикой, экономикой и химией. А математика — наука чистая. Здесь не прагматики нужны, а поэты науки».
— А причем тут оптимизация и пятый пункт?
— Конференцию будет открывать сам Понтрягин… Как я, чудило грешный, забыл про это?! Михлин не придет, он мужик гордый.
Олег вздохнул и отодвинул занавеску на окне. Поезд уже набирал скорость. Проводница принесла чай в мельхиоровых подстаканниках с изображением Петропавловской крепости и положила на стол сахар в бумажной обертке.
— Ты как к бл.ву относишься или, точнее, как на него реагируешь? — вдруг спросил Кошелев, медленно размешивая сахар в стакане.
— В каком смысле? — Павел насторожился.
— Я не про койку!.. — Кошелев усмехнулся. — В пятьдесят седьмом, когда наши танки вошли в Будапешт, я на митинге вместе со всеми поднял руку. Второй раз очко зажалось!.. Первый раз, когда за Михлиным не вышел…
— Я тогда к первенству «Динамо» готовился и упирался по полной. Нас в зале собрали, и руководитель сборов объявил, что в Венгрии заваруха.
— Михлина на конференции точно не будет. Как я сразу не допер… Послушаем первый день и к нему поедем… Давай ночевать, а то утром умные речи мимо нас пролетят.
В гостинице они получили ключи от номера на двоих с окном, выходящим во двор. Олег подошел к окну и отодвинул штору:
— Не по статусу просто так беспартийным глядеть на Аврору — Мать-крестницу революции. Окно-то во двор… Я храплю ночью, прости, если стекла звенеть будут.
— Я крепко сплю. Ирина не жаловалась.
Конференцию открыл Понтрягин. Он тихо говорил, не глядя в зал.
— Понтрягин практически ничего не видит, — сказал Олег.
Быстро начались доклады. Павел внимательно слушал и даже пытался записывать, но периодически отвлекался, вспоминая ночной разговор в поезде. Михлина на конференции не было. Выступления закончились к пяти вечера. Олег похлопал Павла по плечу, когда вышли на улицу:
— Пойдем перехарчуем. Здесь недалеко знатная пельменная. Закажем по две порции — до вечера хватит… А потом я тебе покажу, что такое Питер с улицы. Завтра с утра из гостиницы позвоним Михлину и, исходя из времени встречи, сконструируем день. Основные доклады закончились. Завтра блатные.
— В каком смысле?
— Для диссертаций. Так принято. Доклад на такой представительной конференции приравнивается к двум статьям.
Пельмени оказались действительно отменными.
— Не такие, конечно, как у твоей половины. Но для общепита вполне… Умирать буду, а я ее вареники перед отъездом на кладбище вспомню! Извини, я тебе не предлагаю рюмку.
Они вышли из пельменной. Олег положил руку на плечо Павлу:
— Дело наше правое и движется. Мне настоятельно посоветовали взять заместителя. Он в наших делах минус ноль. Решать будет хозяйственные вопросы. Фамилия в самый раз. Прибытков. За мной надо присматривать…
— Может, нам по снаряжению для команды подмогнет?
— Жизнь — штука неровная. Не успел на гору взобраться, а внизу ямка с шипами улыбается. Знаешь, что мне особо в тебе нравится?
— Вроде я не дамочка!
— Молчишь грамотно. Великое качество для подъема по службе. Без карьеры больших дел не сделаешь… Мне как-то мудрый Михлин сказал: «Когда поднимаешься в гору — не забудь первым протянуть руку спускающемуся…» Мне это не дано… Не обижайся! Я не по злобе, а с белой завистью… и объективно.
— Когда тренироваться начнем?
— Калиновская второй месяц на больничном.
Павлу показалось, что Олег сознательно не услышал его вопроса. «Зачем он сказал о болезни Калиновской? Она перестала звонить. Значит, второй раз отцом пришло время становиться. Теперь у него будет сын или дочь, нет, сын! Это брат Варюхи».
— Ну что, пойдем восхищаться настоящими зодчими. Я называю автора и хозяина, ты молча запоминаешь. «Всяко знание свою пользу стережет» — Даль завещал.
Только к часу ночи они подошли к гостинице. Швейцар потребовал паспорта и карточки, которые им дали при заезде. Удостоверившись, что они постояльцы, недовольно открыл дверь:
— После одиннадцати мы не пускаем.
Они поднялись к себе в номер. Олег пошел в ванную, а Павел отодвинул штору и стал смотреть в окно. «Зачем согласился?! Но как он мог отказать, ведь она столько сделала. Но разве это оправдание? А что он скажет дочери, если, став взрослой, она спросит, почему он отказался от сына, а ее лишил брата… И самое главное — проявил слабость! А проявленная слабость — страшна последствиями… Кто сказал?»
Из коридора донеслись громкие стенания. Павел открыл дверь. Упершись лбом в стену, невысокий мужчина в трусах и майке горько рыдал:
— «Аврору» сп.дили… Мне душу мою революционную гады порвали! Как жить теперь?! Не буду в кино сниматься, буду искать родную… Кочегаром пойду…
Рядом стояла молодая женщина с распущенными волосами в сапогах-ботфортах на босу ногу и бюстгальтере. Она дергала мужчину за шею:
— Я тебя умоляю! Просто окно выходит на другую сторону… Утром покажу твою «Аврору». Люди смотрят. Ты же Народный артист!
Павел узнал ночную пару. Это были известные актеры. Вернувшись в номер, рассказал Олегу об увиденной сценке. Кошелев похлопал друга по плечу:
— Проспятся верные ленинцы, и этим обойдется. А в прежние времена этот горе-артист, даже трижды народный, оплакивал бы потерянную «Аврору» на колымских нарах в бараках без окон… Хорошо бы пришельцы Вторым Тунгусским светопреставлением не опередили… Знаешь, какой главный критерий демократии?
— Преимущество большинства над меньшинством.
— Это не основной критерий. И вообще, демократия не лучший способ управления.
— Почему?
— Со времен грека Клисфена, сформулировавшего принципы афинской демократии, люди просто ничего адекватного не придумали. А в любую революцию и сразу после нее чаще всего жизнеспособна диктатура. Основной показатель демократии — главенство собственности на средства производства над властью… придержащих! Кто сказал?!
— Не знаю.
— Не важно… — Олег похлопал друга по плечу, — У тебя есть велосипед?
— Нет.
— Вот купишь, и будет у тебя двухколесная личная собственность. Но все это ерунда в сравнении с нашей моделью!.. Главное, что при любой диктатуре или самой плохой демократии такие, как мы с тобой, всегда будут нужны! Ты меня все равно останавливай, а то я могу перебрать!..
Утром после завтрака Олег позвонил на кафедру и узнал, что Михлин уже несколько дней не появлялся в университете из-за сильной простуды. Супруга профессора вспомнила Олега, но сказала, что Михлин на даче и просил, чтоб никто его не беспокоил.
— Ну что, судьба позвала в Эрмитаж. По теме позднего Возрождения мастеру зубодробильного спорта художественную эрудицию как важную часть интеллекта демонстрировать буду. Не возражаешь?
— Только если на недосягаемую высоту.
— Нельзя заниматься кибернетикой, не разбираясь в живописи и музыке… Михлин однажды сказал мне, что, если его выгонят из университета, пойдет работать экскурсоводом в Эрмитаж или будет переворачивать ноты самому Мравинскому на концерте в филармонии.
В одном из залов Олег остановил Павла:
— Хочешь протестировать пока еще не академика, но честного и твердого математического доктора по неосновной специальности?
— Это как?
— Ты выбираешь в зале полотно, но не говоришь какое, даешь команду. Я становлюсь в центре и закрываю глаза, а ты задаешь любой вопрос по любой картине, называя автора и название полотна.
— Какого типа вопрос?
— Ну, скажем, сколько изображено деревьев на переднем плане или какая еда на столе. Причем не обязательно эти предметы на полотне есть… Если ошибусь, с меня бутылка шампанского для Ирины.
— Годится. Как это ты натренировался?
— Танька меня в Эрмитаж водила. Она три курса на искусствоведа проучилась. У нее был роман с каким-то полусумасшедшим доцентом, а он еще с одной студенткой спал. Танька узнала и ушла. Она жила с комплексом все по-честному… Считала, что с Мишенькой меня обманула… Потом сам ходил в Эрмитаж — память развивал, читал. У нее книги по Возрождению на двух полках в шкафу не умещались…
Два часа Кошелев демонстрировал феноменальную память.
— Память крепчает, если ее упражнять не по специальности… Так Михлин вещал, — задумчиво промолвил Олег, когда вышли на набережную.

Они молча дошли до моста, повернули на Литейный, заглянули в знакомую пельменную. Кошелев внимательно посмотрел в глаза Павла:
— У меня дома тринадцать портретов Таньки. Я их по памяти рисовал. Разные настроения у нее были… Потому и в лаборатории тринадцать мужиков… Она число тринадцать своим позывным считала. Мне тоже, когда один остался, тринадцать чертей стали сниться. Ты первый, кто мои опусы увидит…
Из отеля с сумками пешком направились к Московскому вокзалу. Павел под комментарии Олега оглядывал обшарпанные дома, в которых когда-то жили непростые петербуржцы.
— Всего сорок лет назад по этим улицам бродили матросы с наганами и винтовками… И мир еще не понимал, зачем нужна теория относительности. А сегодня Атом и Кибер-нетика… Ты читал «Эволюцию физики» Эйнштейна и Инфельда?.. Поверхностная работа, два несоизмеримых имени рядом. Эйнштейн небось и рукопись не читал. Просто дал заработать коллеге и не заботился о своей репутации.
— А зачем? Ведь он Эйнштейн… В свободное время на скрипке играл. Гении, наверное, в других координатах или даже недоступных смертным измерениях живут.
— Когда Эйнштейну сказали, что его жена умирает в соседней комнате, он оторвался от листка, на котором набрасывал соображения по общей теории поля и, посмотрев рассеянно на сообщившего, изрек: «Да-да, минуточку». Для гениев жены, дети потом… Слава богу, мы с тобой, — Олег рассмеялся, — умеренно талантливые или просто способные?.. Ты как считаешь?
Павел пожал плечами и тихо спросил:
— Ну, что с многоборьем? По утрам упираюсь, мясо совсем чужое…
Кошелев похлопал друга по плечу:
— Цивилизация со скоростью света мчится к закату. Тунгусская история — не метеорит, а геоэнергетический заряд, прорвавшийся изнутри ядра Земли и вызванный пришельцами. Современная техника вызвать такое сгущение энергии без радиоактивного заражения поверхности Земли не в состоянии. Братья-инопланетяне обозначили финал неоптимального развития очередного цивилизационного этапа. Волна от взрыва дважды прошла поверх Земли без человеческих жертв. Предупреждение нам!.. Только гениальные отцы кибернетики прочухали этот призыв… Не поймем — следующий взрыв, если мы сами термоядом себя не уничтожим, будет последний для нас… А ведь так уже было…
— Гибель Атлантиды?
— Хотя бы! Но не доказано… Я был у Северина. Осталось нам по модели расчеты произвести. Ты их и сделаешь. Но то, что я тебе сказал — Могила!
— Ясно дело! — Павел смотрел на Кошелева вытаращенными глазами.
— Генеральный разрешил дней на десять смотаться в горы. Как приеду, выберем рабочий вариант из тех, что ты прогонишь. Как утвердят параметры опытного образца, он меня отпустит к Тунгусской воронке и даже через военных обеспечит вертолетом доставку на место… Я хочу предложить математическую цивилизационную модель всеобщего управления. Это Нобелевская премия, если калган мой не скатится с Терскола отдельно от лыжи. — Олег хлопнул друга по плечу.
— А что, здесь нельзя подумать? — Павел разозлился.
— В горах мысли концентрируются на главном, — Олег сощурился и посмотрел в сторону, — я на людей смотрю в телескоп, а нужно в мелкоскоп… Когда глухарь токует, он ничего не видит и не слышит… Я глухарь, Танька об этом не раз говорила… Вот зачем я куртку красную надел и не снимаю?.. Ведь мне никто не нужен!
Ночью под покачивание вагона Павлу опять приснился странный концерт. «Обнаженные человеческие фигуры с музыкальными инструментами рассаживались в беспорядке у одного из полотен, которые показывал ему Кошелев. Потом вдруг появлялся Олег во фраке, и как только поднимал дирижерскую палочку, музыканты вскакивали, размахивая математическими символами, а Кошелев исчезал».
Раньше десяти вечера из лаборатории никто не уходил. Всем выдали временные «вездеходы». Олег осунулся и отрастил бороду. Он часто ночевал у себя в кабинете, куда Прибытков поставил раскладной диван.
— Ну что?! Забрезжило, — Олег сзади положил руки на плечи Павла, — Ну и трапеция у тебя! Массировать надо, а то проблемы будут. Пройди еще раз по модели, как будто бы ее твой враг сделал, чтобы обмануть… Прибытков подходил к тебе?
— Я его озадачил. По-моему, он ничего не понял, но сделал вид, что в курсе. И отошел удовлетворенный.
— Молоток! По вареникам скучаю!
— Ирина тоже спрашивала… Отобьешь у меня жену! Предупреждаю — Варюха при любом раскладе со мной останется… Давно на втором этаже не обедал. Олеся-то еще не замужем?
— Ради такого мужика и мужа поменять можно. Прекрасный пол за пять верст чует твой потенциал и дневной, и ночной!.. Значит, приду с «Посольской». Нам нынче не только можно, но и нужно!.. Ирина белое пьет или цветное принести тоже?
— Небось, в общежитии жила. Стало быть, обученная.
— Пора развязывать…
Ирина накрыла шикарный стол — она получила зарплату, а накануне Павел по талону выкупил заказ. На столе была печень трески и крабы. Когда налили, Олег встал и обратился к хозяйке:
— О, великая женщина, здоровья и благоденствия твоей семье, но не обессудь! Мужчинам перемолвиться надо по служебному делу.
— Вот и хорошо. Пойду воду под вареники поставлю. Сегодня с творогом и изюмом.
— Везет же некоторым, — Олег дождался, когда Ирина вышла. — В моем столе исходник. Тридцать три варианта. Столько было Христу при распятии. Это на счастье! Все нагрузки в пудах. Каждый прогонишь трижды! Если Прибытков поинтересуется таблицей, скажешь: мол, специально вводили условные цифры, чтобы протестировать программу. А настоящие данные — закрытые, в первом отделе их надо брать. Надеюсь, переведешь пуды в тонны. Всяко может быть. Вдруг сбой. Адрес гостиницы «Иткол» оставлю, трасса лыжная рядом.
Появилась Ирина с варениками.
— А сметана? — спросил игриво Олег.
— Эти тоже едят без сметаны.
Ирина поставила кастрюлю на стол и открыла крышку. Олег привстал и, закрыв глаза, втянул пар, шедший из кастрюли.
— Адрес инкубатора, где выращивают таких хозяек, сообщишь, — Кошелев повернулся к Павлу. — В горах, может, на инкубаторскую налечу!
Павел посмотрел на часы:
— Следующая электричка через полтора часа. У нас раскладушка семейная тещина есть.
— Нет. Завтра на службе не появлюсь. Кланяюсь низко за хлеб-соль, приют и ласку. Мне за инвентарь на спуск с горы обеспокоиться надо… Начальство в курсе, что ты за дойена остаешься.
— Это что значит?
— За старшего, который в уважении и со всеми знаком. Это у дипломатов… Но не мое!
— Меня в старшие уже в детдоме произвели, а в Стерлитамаке одного Старшого к боксу за мзду приобщал… За мзду эту и костюм к ЗАГСу купили, — Павел встал и, прижав правую ладонь к сердцу, поклонился.
— Ну вот и тренируйся в начальниках, коли судьба позвала!.. Михлин наказывал: «В жизни мало случайного, только люди этим редко пользуются и не хотят анализировать».
— Давайте я чаю хорошего заварю! В заказе две пачки «Три слона» принесла из института, — вмешалась Ирина и тихо, со значением поглядывая на Олега, пропела: — «Как много девушек хороших…»
— И где тот инкубатор? В следующий раз две бутылки принесу — пора разговляться… Кровь и мозги чистить надо! — Олег повернулся к Павлу. — Бычьим рогом только быки упираются. Вдаль и вширь рога вообще смотреть мешают. Вон носорог выставил свой нос и мчится вперед, а впереди только пуля.
Когда из темноты вынырнула электричка, Олег, схватившись за поручень, ловко впрыгнул на платформу, оглянулся, внимательно посмотрел на Павла и улыбнулся отрешенно:
— Дерзай, оптимизатор! Не каждый может, даже если больно хочет… А ты не только можешь, но и должен. Жизнь — штука неопределенная. Глядишь, спозаранку ко мне корявая наведается. Что я скажу ей: не успел, не сумел… Вот слетаю на Нижнюю Тунгуску и приму решение. Может, 30 июня 1908 года — День рождения Новой Цивилизации. Никто не хочет в этом признаться из тех, кому положено. А я докажу и обнародую!
Двери вагона с шумом раскрылись. Кошелев поднял руку и крикнул:
— Не смотри мне в спину! Сам иди!
Павел смотрел вслед удаляющемуся поезду, пока фонарь последнего вагона не исчез в темноте. Стало тихо. «Странный Олег человек… То наставник-тренер, то близкий, то далекий и совсем чужой. Похоже, к рюмке потянулся и собрался уходить… Разговоры о пришельцах, Тунгусском взрыве, революции, корявой. О многоборье ни слова… С Генеральным в особых отношениях, а с Локтевым в контрах… Калиновская с ним связана… Круговерть какая-то!..»
Вернувшись домой, Павел подошел к кроватке. Варенька, уткнувшись в подушку и стоя на четвереньках в своей любимой позе, вкусно посапывала. «Счастье ты мое, солнышко дорогое!» Подошла Ирина, головой уперлась в мужнину спину:
— Как хорошо, когда мы втроем вместе. Мама мне говорила, что я тоже так, на четвереньках, когда маленькая была, спала… Олег хороший и очень умный, но, наверное, его женщины боятся…

Перед отъездом Кошелева коллектив работал по двенадцать часов в две смены: дневную и ночную. Был подписан приказ о временном переводе всех сотрудников лаборатории на режим свободного прохода. Олег осунулся и почернел.
В последний перед отъездом день Олег принес в лабораторию две бутылки «Хванчкары» и большой торт. Он объявил, что за него остается Тулин, а все организационные вопросы остаются за Прибытковым. На следующее утро Павел собрал команду, определил порядок дежурства и назначил день запуска.
Этот день ждали все, даже оделись по-праздничному. На первые два варианта машина отреагировала летальным сообщением: «Задача некорректна». Следующим трем вариантам приговор машина не изменила.
Вторые сутки Тулин не выходил из лаборатории, он пытался несколько раз на диване отключиться, как учил тренер, но безуспешно. Дважды прошелся по модели. Результат не менялся. Перебили перфокарты. Машина действовала безотказно, как гильотина.
Утром появился Прибытков и сообщил, что скоро привезут в лабораторию новую мебель. Потом он подошел к Тулину, сидящему у пульта и, нагнувшись, шепнул, что Локтев просит зайти до обеда. Павел напрягся: «Странно, не вызывает, что полагается по ранжиру, а просит!». Потом вспомнил, как странно Кошелев прощался с ним на платформе. «Интуиция!.. Ясное дело — Прибытков стуканул. Скажу, что машинное решение многофакторной оптимизационной задачи — дело новое и нет прецедентов. Да и техника, которую получили, еще проходит апробацию… Побольше терминов! Но модель, мол, правильная, а Кошелев — ведущий специалист в этой области. Ученик самого академика Глушкова. Нужно, мол, просто время!»
В большом просторном кабинете за чистым столом сидел Локтев. За спиной известный фотопортрет Дзержинского в фуражке и в профиль. Локтев встал и доброжелательно показал рукой на угол с небольшим стеклянным столиком и двумя кожаными креслами:
— Чайку попьем? Я крепкий двойной заварки с медом и пряниками уважаю. Не возражаешь?! — Он снял трубку и сделал заказ.
Тулин промолчал, направился в угол и сел.
— Ты всегда такой молчун или с начальством?
Почувствовав неладное, Павел напрягся:
— Кто откажется чай с вами выпить?
— Я ведь тоже занимался рукопашными делами: джиу-джитсу, самбо… И посерьезнее кое-что было. Генеральный в профилактории. Мне к нему ехать. Что докладывать по вашим делам? — Локтев стоя разлил чай и внимательно посмотрел на Тулина. — Не хотелось бы огорчать. У него и так куча проблем.
— Проверяем модель, тестируем исходные данные, — напряженно сказал Тулин.
Вдруг между его лопаток поползла струйка холодного пота. «Ведь он забыл сказать оператору, что весовые параметры надо из пудов перевести в тонны. Стало быть, нагрузки были введены в шестьдесят раз больше… Естественно, машина сказала, что задача некорректна… Спокойно, Павлин, только не подавать виду… Как на ринге — поймал плюху — спокойно! Защиту поставь, дух переведи! Главное — вторую не пропустить и ответить, как мозги в чувство придут».
— При заведении исходных данных надо уточнить размерные цепи по всей модели, которые могут быть в разных системах, — туманно, но уверенно изрек Павел, показывая, что думает.
— А кто подготовил исходные данные и кто к ним имеет доступ?
— Они закрытые?
— Значит, Кошелев… Как-то странно — уехал отдыхать, а ты, стало быть, проверяешь… Не по-мужски и уж точно не по-дружески!
— Он сутками не спал. Вместе модель готовили. Все идеи его!
— Может, конкурента в тебе увидел… Мало с кем он там в горах общается. Турция недалеко. На лабораторию вашу лимит полагается. Нам в партии не только специалисты, но особо руководители надежные во всех отношениях нужны. В лаборатории будет концентрироваться совершенно секретная информация особой важности. В полном объеме ей не всем положено даже твоим коллегам владеть! Генеральный возлагает очень большие надежды на лабораторию… Потому руководителей лучше всего самим готовить… Вот мы и считаем, что ты соответствуешь… Но это между нами! Меня в курсе дела держи, чтобы я Генерального радовал, а то при его сердце — сам понимаешь… Кошелев оставил телефон и адрес для связи?
— Оставил.
— Диссертацию собираешься делать?
— Кошелев предложил быть моим научным руководителем.
— И тему уже придумали? Хорошо. Вот только дело еще не довел до конца, а уехал… Руководить диссертацией — это хорошо, важно еще и в лаборатории людей правильно расставить, задачу каждому сформулировать.
— У нас общее дело.
— Мужская солидарность — достойно, но осторожность не помешает… Жду информацию для Генерального и радостную.
Павел вышел в коридор. «Как же я просрал и Олега подставил… На ровном месте подставил… Недаром он от Локтева подлянки ждет… Но это все потом. Главное, с тоннами и пудами разобраться».
Из тридцати трех вариантов рабочими оказалось семь. Павел принес домой бутылку портвейна «Лидия» и торт. Он взял на руки Варюху и прижался щекой к ее губкам. Потом отдал сокровище жене и поцеловал обоих:
— Кошелев твой гений!
— Почему мой?
— Собрался тебя отбить у меня.
— Я не согласна.
— Эти вопросы мужчины решают.
— И ты согласен?
— Нет, конечно! Куда я без вас?.. Он уже доктор и руководитель особой лаборатории, а я даже не кандидат и всего лишь инженер-конструктор.
— Ты будешь не только доктором, а генеральным директором. Я верю в тебя… И академиком!
— Веришь или любишь, потому и веришь?
— И верю, и очень люблю тебя как мужчину. Все равно лучше меня не найдешь. Я такую доченьку тебе подарила. Вот квартиру получим, я тебе сына рожу. А если захочешь, и двоих. Я тебе говорила, что у нас в семье были двойни… И все дети здоровые!
Вернулся Олег. Темно-коричневое от загара лицо, водяные сизые мешки под воспаленными и беспокойными глазами. Он поинтересовался у каждого, как идут дела. Павел не стал рассказывать про свой поход к Локтеву.
Каждое утро Кошелев приходил позже обычного. Он пил у себя в кабинете крепчайший кофе, а после обеда уходил. Через месяц лаборатория выдала техническое задание на массо-геометрические параметры ТПУ. Неожиданно Олег заболел, и к начальству дважды вызывали Павла.
Кошелев отсутствовал больше двух недель и еще больше похудел. Ввалившиеся щеки, сизые мешки под глазами. Олег предупредил Павла, что взаимодействие с конструкторским отделом по ТПУ, согласно приказу, возложено на Тулина и он повышен в должности сразу до ведущего инженера.
Утром Кошелев подошел к Павлу и положил ему руку на плечо:
— Вчера вечером умерла в больнице Калиновская.
Павел вздрогнул и встал:
— Что случилось?
— Я разговаривал по телефону с Землянским. Он никакой и в постели дома… Не встает. Вечером в проходной повесят некролог… Завтра утром ждет нас. Старик просил сегодня его не беспокоить.
Вечером Павел сказал жене:
— Умерла скоропостижно Калиновская.
— А что случилось?.. Хорошая женщина. Нам так помогла и с комнатой, и с моей работой, и с яслями…
— Причину я не знаю. Она в больнице скончалась… Давай помянем, у тебя есть в загашнике.
Павел долго не мог уснуть. «Ведь она и сына его, братика Варюхи, унесла с собой… Ничего себе решение вопроса! Здоровья тебе, моя доченька! Расти красивой, умной, счастливой! Папка постарается!»
Олег и Павел молча уже пару минут стояли перед входной дверью квартиры Землянского. Павел потянулся к звонку, но Кошелев остановил его…
Землянский был в пижаме. Он не ответил на приветствие и пошел, шаркая по полу тапочками, на кухню. Олег кивнул Тулину, они вошли в коридор. Появилась кошка, она стала тереться о ноги Павла. Кошелев обернулся и подмигнул Тулину.
На кухне Землянский молча выдвинул табуретки из-под стола, убрал полную окурков пепельницу, достал три стакана и поставил их рядом с початой бутылкой «Столичной». Молча стоя все выпили. Землянский отвернулся к окну:
— Все хотела бывшему доказать… Нельзя ей… И почки с рожденья… Садитесь, ребята!
Землянский разлил оставшееся в бутылке:
— В деревню уехала к какой-то знахарке. Никому ничего не сказала. Кровотечение. Опоздали… Кто ж так делает, чтоб отцу не сказать.
Землянский поднял стакан. Выпили. Кошка прыгнула на колени к Павлу, покрутилась, устроилась и заурчала. Землянский повернулся к Павлу:
— Тебя в список на министерскую премию я включил. Вариатор будет унифицированным агрегатом. Хочешь, возьми Василису. Она со мной не разговаривает, а тебя сразу признала.
— Лучше я возьму. У них территория не позволяет.
— На комоде в комнате фотография вас вдвоем. Кто возьмет?
Олег принес фото в застекленной рамке:
— Мы с тобой на дне рожденья. Закажу копии увеличенные.
— Похороны послезавтра. Я не пойду. Негоже отцам детей хоронить в мирное время. Ладно, ребята, идите!
Когда вышли из подъезда, Олег повернулся к Павлу:
— Тебе эта фотография по многим причинам не нужна… Северин прислал от себя лично три тысячи. Он на реабилитации.
— А что случилось?
— Любой ценой хотела сохранить и в деревню поехала… Я разговаривал с гинекологом… Отрыв плаценты… Кровотечение… Пока скорая приехала…
На обратной дороге с кладбища рядом с Павлом сел Прибытков.
— Хорошая женщина… Тебе в партком надо зайти. Заявление на прием в партию. Вопрос решен.
— А Кошелев?
— Там лучше знают!
В конце недели небритый Кошелев подошел к Павлу:
— Неуважение к доверию — плохой советчик.
— А Северин знает?
— Ему только обо мне и думать! Чай, мы ж люди не без характера и с пониманием… В МВТУ и МАИ курсы факультативные по матфизике и оптимизации буду вести… Все путем… А наши отношения с тобой — особый случай!.. Что-то я соскучился по вареникам, можно и пельмени, чтоб с говядинкой и свининкой пополам.