Гвозди номера № 09 (185), 2020 г.

Последнее время Павел находился в состоянии нарастающего беспокойства. Видимо, Ольга что-то почувствовала. После «Вечерних новостей», которые они всегда смотрели вместе, сегодня вне регламента Ольга зажгла свечи в камине и надела пеньюар, привезенный из Милана, куда уговорила мужа слетать на супермодную постановку «Травиаты». Пеньюар был сшит из черного шелка с розовыми цветами и при движении то открывал, то закрывал интимные подробности женского тела. Регламент ввела Ольга — он определял график их интимной жизни.
Схватка была бурной, но малоэмоциональной. Супруги выпили по двойному шагу «Hennessy ХО». С этой традиции — послевкусие объятий закреплять коньяком — начался их бурный роман, который без промедления преобразовался в устойчивый брачный союз умной женщины и успешного мужчины.
Они сидели по обыкновению нагишом в креслах за инкрустированным столиком, приобретенным супругой в антикварном салоне. Павел предложил налить еще по два шага. Ольга кивнула, поглубже забралась в кресло с ногами, оперлась подбородком о свои роскошные загорелые коленки и закурила.
— Может, нам обвенчаться, а то, похоже, перед нашей спальней кто-то скребется. Мне готовиться к контратаке или сам отобьешься?
— Ну куда я без тебя. Я что, похож на му-му?
— Наливай? А ты знаешь, что означает «Му»? — Ольга выпустила на супруга дым.
Она встала с рюмкой, выпрямилась, демонстрируя упругий девичий бюст и красивый слегка округлый живот, подошла к супругу и села к нему на колени.
— Целуй меня, как тогда в Лондоне…
Они чокнулись и выпили на брудершафт. Павел протяжно поцеловал пространство между грудей любимой и, оторвавшись от аромата знакомого бархата, свободной рукой налил в рюмки.
— Наверное, даже отчаявшийся импотент с тобой наутро проснется гордым самцом, — сказал Павел и рюмкой дотронулся до груди супруги.
— А ты бы, конечно, проводил для таких семинары… Так вот, мой дорогой, посреди Тихого океана восемь тысяч лет назад существовала цивилизация «Му», от которой остались после землетрясения несколько островов — Пасхи, Таити, Фиджи. Это лишь вершины гор, между которыми счастливо жили шестьдесят миллионов человек. Правил империей Верховный Правитель Ра-Му.
— Еще одна Атлантида?.. Махнем туда, освоим дайвинг, достанем амфору, из которой пили вино твои «мудисты». Ты в нее будешь ставить розы, которые по регламентным дням я буду тебе приносить. А регламент придется пересмотреть с учетом климата и культуры питания аборигенов. Непонятно только в какую сторону.
— Атлантида, мой дорогой повелитель, выдумка великого Платона, которую люди признали за факт. Так считают ныне многие специалисты.
— Ну, а острова-то, слава богу, реальность!
— Население этих островов сохранилось в первозданном виде: их зовут тасадаи. — Ольга внимательно посмотрела на мужа.
— Как же они, бедняги, без компьютеров управляются?
— Я была в салоне у Марины, — перевела разговор супруга. — Ее генерал на дачу приглашает. Выпьем по рюмке в узком кругу. Мы с Мариной посудачим.
— Хорошая мысль. Я с генералом свои дела обсужу… Накопилось.
— Марина врач… Говорит, если две семьи дружат и все симпатичны друг другу, в медицинских целях можно поэкспериментировать… Я сказала, что это не для нас.
— И правильно! Сами поэкспериментируем… А насчет венчания — достойная мысль!
— Я уберу со стола. Помни, что я твоя женщина, а ты мой мужчина!.. Если кто захочет втиснуться — задушу! И на семинарах готова участвовать в показательных выступлениях, но в паре с тобой!

Тулин долго прислушивался к ровному дыханию жены. Она пошевелилась, нашла губами ладонь мужа, устроилась на ней щекой и почмокала ртом. На пятнадцатом году их семейного маршрута, когда по зову возраста Павел по ночам стал посещать туалет и предложил спать под разными одеялами, Ольга категорически отвергла это нововведение. Обнаженная, походкой модели на помосте, она подошла к окну и, поглаживая загорелые, без галифе и целлюлита бедра, сказала: «Если мой господин не против, просыпаться хочу всегда на руке одного мужчины, если у него, конечно, нет других предложений».
Серебряная свадьба была не за горами, и атрибутам, поддерживающим постельное долголетие, Ольга уделяла особое внимание, а отпуск признавала только в семейном дуэте, предпочитая знакомиться только с семейными парами, приезжавшими без детей.
В регламентный вечер Ольга зажигала свечи в хрустальных подсвечниках, стоявших в фальшкамине, устроенном напротив супружеского ложа с балдахином из розового и черного шелка. Каждые три года Ольга меняла устройство алькова, но присутствие этих цветов было обязательным. Она консультировалась у модного парфюмера по ароматам, которые должны были сопровождать ее в зависимости от метеоусловий, времени года, места пребывания и курса доллара. Ольга знала себе цену, замечая заинтересованные взгляды далеко не последних мужчин, но для себя исключала даже намек на интрижку.

История студенческой женитьбы Павла на однокурснице Ирине была известна Ольге, но при возникающем интересе к ее собственному прошлому она виртуозно меняла тему разговора. Однажды, когда после третьей послерегламентной рюмки муж стал настаивать, Ольга взяла его ладонь, поднесла к своим губам и спросила: «Я плохая любовница? Тогда учи, если любишь!». Тулин понял, что прошлого супруги не стоит касаться.
На третьем году их союза, узнав об особенности Павла не просто обращать внимание на представительниц противоположного пола, Ольга выработала несколько сценариев своего поведения в зависимости от прогнозируемого ею уровня опасности, но даже при шуточно-язвительном разборе полетов обсуждение никогда не доводила до драматической развязки. Когда Тулин предложил в спальне повесить портрет благоверной, она заказала известному московскому художнику портрет его трагически погибшей дочери. Маэстро по фотографии изобразил Варю на фоне моря. Огромный в золоченой раме портрет красавицы в купальнике занимал целую стену в гостиной.
У Павла появилось особое отношение к сновидениям после того, как Ольга дала ему «Толкование снов» Фрейда. Погружаясь в психоаналитическую магию кумира двадцатого века, Павел стал запоминать сны. Калейдоскоп событий сна и яви утомлял. После очередной рваной ночи он вставал с тяжелой головой, отказывался от зарядки и завтрака. Ольга забеспокоилась и купила какие-то таблетки.
Тулин открыл глаза. Только что ему снился Отец, с которым в их детдомовскую обитель пришел какой-то плотный лысый мужик. Отец сказал, что тот поможет найти главный Талант сына. Часы показывали половину четвертого… Ольга посапывала.
Павел аккуратно вытащил свою руку из-под головы жены и, свесив ноги с кровати, кулаками стал растирать поясницу — боли в спине в последнее время все чаще напоминали о времени, которое он отдал рингу. Ольга зашевелилась. Жестом, отрепетированным за двадцать три года «ответственного пребывания» в постели с Тулиным, она проверила у господина наличие мужской твердости на утренней побудке и, не открывая глаз, произнесла традиционную фразу: «Прошу нижайше, мой властелин, позволить соблюсти регламент».
Свечи еще продолжали гореть. Загасив их пальцами, Павел пошел на кухню. На второй полке холодильника его ждала пол-литровая банка с «живой водой», которую готовила Ольга недоступным его профессорскому званию и инженерному образованию методом «вымораживания», о котором вычитала в каком-то глянцевом журнале. Мелкими глотками Тулин отпил половину, передернул плечами и, буркнув «и на кой ляд мне эта Антарктида», в ванной вылил на макушку остатки животворящей.
На балконе его ждали две десятикилограммовые чугунные гантели с пятнами ржавчины. Ольга не раз просила Павла выбросить эту рухлядь — по ее мнению, силовая нагрузка приносила больше вреда, чем пользы для мужчины, хоть и бывшего спортсмена, разменявшего седьмой десяток. Тулин посмотрел на них: «Отдыхайте сегодня, барышни». Потом вернулся на кухню, открыл холодильник и достал завернутый в марлю шмат его любимого деликатеса — трехслойного сала. Шмат был великоват — ведь до дня рождения Павла оставалась неделя. Ольга не любила историю пребывания этого деликатеса в их доме и вообще считала, что «воспоминания это всего лишь вериги, которые мешают трезво смотреть на происходящее, а жить, как считают японцы, надо каждый день, с утра до следующего утра… А ночью не лениться и не надеяться на будущее, которого может и не быть!» Любимую сентенцию она подкрепляла афоризмом своего кумира Оскара Уайльда: «Единственный наш долг перед историей — переписать ее!»
…В далеком пятьдесят шестом в еще не оправившемся от войны Минске проходил отборочный турнир на первые в жизни Тулина международные соревнования. Судьба свела друзей Костю и Павла в финале. Победу присудили Тулину, но комиссия включила в команду обоих. Тренер поздравил своих подопечных. Он поддерживал их соперничество, нередко выходившее за рамки, дозволяемые дружбой. Как-то после их чрезмерно жесткого тренировочного боя тренер взял друзей, как рефери на ринге, за перчатки и тихо изрек: «Конкуренция и дружба плохо совместимы! Бокс не вечен, а дружбу мужскую надо сохранить!» Потом помолчал и задумчиво добавил: «С годами друзей не прибавляется… По себе знаю!».
После соревнований все участники получили по три дня отдыха, а отобравшиеся на турнир еще и поощрительные премии. В кафе друзья познакомились с членами сборной Белоруссии по художественной гимнастике. Обе девушки отказались от вина и пирожных и порекомендовали попробовать белорусское чудо — трехслойное сало. Алесе явно приглянулся Павел, а у Кости не заладилось. Вечером он хмурился.
— Ты чего? — Павел положил руку на плечо друга.
— Неужели я всегда за тобой буду? Так и не заметит никто.
— А помнишь, как ты меня левым боковым успокоил?
— Так то на сборах! — Костя сощурился и шевельнул плечом, освобождаясь от дружеской ладони.
Зарубежную поездку отменили, поскольку, как с ухмылкой тихо сказал тренер, не хватило мест для кого-то из спорткомитета.
Некоторое время Павел переписывался с Алесей. Она дважды приезжала в Москву и жила у своей тетки. В последнюю встречу Алеся пригласила Павла в гости — тетка уехала к сыну, который проходил срочную службу в армии. Неожиданно, не сказав другу, перестал ходить на тренировки Костя. От тренера Павел узнал, что Костя уехал в Минск и поступил там в институт физкультуры. Судьба свела их много лет спустя, когда они молча шли за гробом тренера. На кладбище Костя сказал, что его брак с Алесей не сложился. Она уехала в Варшаву к высокопоставленному дипломату-шляхтичу, чтобы улучшать демографическую ситуацию Речи Посполитой. Костя сильно сдал — под глазами сизые мешки, согнутая спина.
В кафе они помянули тренера.
— Великан был наш тренер. Помнишь: «Соблюдай дистанцию и уважай соперника»? Ведь это он достал мне запрещенную тогда жевательную резинку, чтоб укреплять мышцы челюсти.
— Слушать надо старших… А я все нарушил, — вздохнул Костя, наливая водку в рюмки.
— Теперь мы сами старшие! — Павел поднял рюмку, — «Из ближнего выходи как минимум с "двоечкой"»1.
— Я ведь радовался, когда тебе в диспансере сказали, что бокс с однажды выбитой челюстью — дело тухлое… А когда Алеся тогда в кафе не смотрела в мою сторону, я возненавидел тебя за очередной успех!
— Жизнь — штука неровная! — Павел встал, подошел к Косте и оперся ладонью о его плечо… Помнишь: «Перчатки — это козырь, но ходить с козырей надо, коли нет другого выхода!»
Костя резко повернулся, сощурился и неслабо ударил другу по печени. Павел рефлексивно ответил «двойкой»:
— И опять ты меня обошел. Победитель!.. Так про тебя пылила Алеся, когда на кухне выясняли отношения!
— Наливай! Каждый — то победитель, то проигравший… Все дело в балансе.
На прощание Костя обещал в оплату своего предательства присылать другу на его день рождения белорусский деликатес. Он работал на какой-то продовольственной базе в Минске.
На кухне Тулин соорудил толстенный бутерброд с салом, напоминающий «двойной» гамбургер. Вдруг из-за спины раздался голос: — Сало нормализирует обменные процессы в мужском организме и повышает уровень тестостерона… Угостишь чудом из Минска?
Павел оглянулся — у окна стоял среднего роста широкоплечий, с мощной шеей, в возрасте мужчина, лысый и самоуверенный. Гость протянул связанные шнурком боксерские перчатки:
— Сувенир из твоего прошлого. Узнаешь?.. Можно без хлеба!
Павел потрогал сухую в трещинах уставшую кожу и отстранился. Гость повесил перчатки на ручку двери.
— Вы кто такой?
В какое-то мгновение Павлу показалось, что он уже встречал этого мужчину. «Ну где?» Гость, увидев недоумение на лице Павла, усмехнулся:
— А ты сам подумай: до дня рождения твоего уже ничего, а шмат такой большой… Что, оно само приехало? Я твой Автор… И давай на «Ты».
— В каком смысле Автор?
— Ведь я тебя в детдом привел, а мог бы и в колонию для малолетних определить. У тебя уже три привода в ментовку было — еще один, и по другой дорожке пошел бы. И сегодня с тобой нечего было бы обсуждать!
Мужчина подошел к Тулину и властно взял его за руку:
— Ведь Ты не просто Ты, а еще и Я.
— Прямо как в кино про шпионов… А сало, наверное, пароль?! — Павел усмехнулся.
Гость провел ладонью себе по затылку:
— Правильно мыслишь… Одиночка ты! Потому и пришлось Отца отпустить раньше. Я следил за тобой, намекал. Вспомни Лизу… Пришло время. Садись за стол, бери перо… Словесность — твоя Участь и наше Счастье! Прежде всего, надо привести тебе в голове прошлое в порядок, хотя супруга против воспоминаний.
— А это зачем?
Павел попытался выдернуть руку, но она была в клещах.
— Даже для писателя-фантаста литературная работа основана на миксте воспоминаний, мечтаний и дум.
— Очень путано… А что ты раньше не приходил?
— Возьмем Куприна. Беллетрист отменный, но больше жил, чем думал. А Лев Толстой сначала жил, а потом только думал. «Война и Мир» — это Великие Думы. — Гость резко и не в шутку ударил Павлу по печени.
— Ну а Лермонтов? — Павел глубоко вздохнул и потер правый бок.
— Особый случай. Он сразу и жил, и думал… Потому и сгорел рано. Надо, чтоб Думы полностью не вытеснили Эмоции. Баланс нужен. Мастерство, или, точнее — ремесло, придет. Главное — Талант и Труд! Талант у тебя от Бога, а умение трудиться — от спорта!
Тулин зажмурился и дернул себя за ухо. А когда открыл глаза, на кухне никого не было. Перчатки висели на ручке двери. Он снял их и понюхал. Уловив знакомый запах и удерживая шнурки согнутыми кистями, надел. Потом покачался и, изображая бой с тенью, пошел в сторону балкона. Недовольный своей координацией, остановился перед балконной дверью, посмотрел на свою стойку в стеклянном отражении. Вспомнилась любимая сентенция тренера: «С такими ножками и ручонками тебе, дружок, лучше на демонстрации флажком помахивать, а в сортире бумажку бы не обронить!».
На балконе Тулин открыл отцовский чемодан, служивший схроном заветного: «Дозволь, уважаемый, приютить до утра. С утреца и подумаем!».
— Ты куда ходил? — спросила Ольга, когда супруг, залезая под одеяло, рукой коснулся ее бедра.
— Ночной перекус с тихими спортивными воспоминаниям. — Павел подсунул руку под голову жены. — Все в порядке, родная! Просто старый я у тебя, и порой, хоть ты и против, воспоминания спать не дают. Начитался я твоего Фрейда… Разум мой чуть не поперхнулся на старости лет! И волнуюсь, как бы тебя не потерять!
— Не кокетничай! — Ольга зачмокала губами. — А с конкуренцией я разберусь. Марина — девушка без комплексов. Однажды, когда рюмку лишнюю выпила, напрямую мне сказала, что ты хоть и в годах, а для нее все равно мачо… И при случае не упустит тебя уложить.
— Какой-то дурацкий у нас разговор. К тому же, у тебя по определению не может быть достойной конкуренции.
— Я‑то знаю, а вдруг конкурентки захотят проверить. Ты у нас джентльмен! Мне сон про венчание надо досмотреть!.. Я девочка взрослая и неленивая. Вахту за обоих отстою!
— Спи, родная… Лучше подумай, где венчаться будем, — Павел поцеловал жену в шею.
Как-то на званом вечере, когда гости прилично выпили и разговор перешел в стадию «ниже пояса», одна дама заявила, что ей часто мужчины делают недвусмысленные намеки. Ольга со свойственным ей сарказмом спросила:
— А вы, милочка, хотите принять предложение или отказаться?
— Конечно, отказаться, — выпалила дама.
— Надо сразу соглашаться, выставляя два условия: наличие суточной справки из вендиспансера и двух письменных рекомендаций от женщин, бывших партнерш любвеобильного охотника.
Все смеялись, а дама, страдающая от постоянного внимания мужчин, покраснела и неловко благодарила.
Дома Ольга достала из серванта две чашки и небольшой заварной чайник. Эту тройку «кузнецовского фарфора»2 она приобрела в комиссионке на Старом Арбате, куда периодически захаживала. Традиция пить крепкий чай перед полушутливым со значением «разбором полетов» включала обязательное нарушение регламента с рюмкой «до» и двумя — «после», а то, если была достойная причина, и тремя.
— Надеюсь, ты успокоил озабоченную дамочку, что и тебе приходится порой защищать свою мужскую честь от назойливых притязаний!..
— Я ее уведомил, что очень горжусь не только твоим метким остроумием, но и полезностью актуальных советов… Помнишь, как ты однажды сказала, что полигамные потуги взрослого женатого мужчины — это лишь следствия недоработки любящей супруги?
— Франсуаза Саган, изобразившая в своих романах все виды запретного плода и проверившая их воздействие на себе лично, на финише своей любовной одиссеи озадачила назойливую журналистку неожиданным: «Если у женщины список бывших партнеров не умещается на двух страницах, стало быть, ей Провидение не подарило многоцветную палитру ощущений!.. А талант для поиска партнера так же важен, как при выборе рода деятельности».
— Она была ученицей Фрейда?
— Во всяком случае некоторые знаковые современные философы и психоаналитики отдавали дань ее Таланту и Интеллекту.
— Естественно, после сугубо интеллектуальной беседы «тет-а‑тет» в ее алькове… Наш великий моралист Лев Николаевич на финише усердно тоже наставлял к скромности, пройдя серьезный подготовительный путь нарушения ее в юности и даже зрелости.
— Я тоже спокойно, но бдительно, а если потребуется, воинственно буду ждать наступления морально-философского этапа жизни моего повелителя.
Тулин закрыл глаза: «Надо отвлечься и взять себя в руки… Мистика! Какой, к черту, Автор?! Неужели его жизнь действительно под контролем? Но ведь Ольга проинтуичила… А если этот ночной деятель опять появится и объявит, что встречу с этой женщиной у Файбиса именно он подстроил?»
С Ефимом Файбисом Павел познакомился во время Московской Олимпиады в «Кадашах» — известной заядлым парильщикам интеллигентного мужского сословия городской бани, спрятавшейся в одном из закоулков Замоскворечья, недалеко от метро «Новокузнецкая». Тогда в сложный период жизни Павел испытывал свою судьбу на прочность. Демократическая оздоровительная процедура, без регалий, трусов и званий, располагает к откровенности. Нередко приятели по парилке становятся друзьями по жизни. Файбис, помимо успешной частной практики по иглотерапии, занимался каратэ, выходившим тогда в СССР из-под полузапрета. Павел тоже посещал платные занятия киокушинкай, по ударной, жесткой и открытой технике близкой его родному боксу. Незабытое прошлое позволяло ему быстро двигаться по квалификационной лестнице поясов. В парилке они разговорились о физиологии японского единоборства.
Каждую субботу они попеременно занимали места, как говорят заядлые парильщики, на первом пару в парной. Встречи стали жизненной необходимостью и переросли в дружбу.
С Ефимом начала ходить компания молодых и резких евреев, занимающихся восточными единоборствами, которые готовили себя к будущей защите земли обетованной. Они подали заявления для получения разрешения на отъезд и искали пути ускорения решения вопроса, в том числе, с помощью Файбиса, который, по-видимому, пытался помочь собратьям, прибегая и к наиболее эффективным во все времена методам материального сопровождения. Файбис, имевший огромный круг общения среди номенклатуры и сильных мира сего, приходивших подлечиться, был подходящим передаточным звеном для решения таких специфических вопросов.

Пути Павла и Ефима разошлись, когда Ефим привлек друга к этому легкому заработку. Павел нашел через знакомых подходящих умельцев. Но попытка оказалась провальной — деньги исчезли. Павел выплачивал весьма серьезную сумму целый год. Обоим было неловко, но этот опыт сыграл для Тулина важную службу, когда судьба послала его на дорогу бизнеса. А в двухтысячном судьба свела их на концерте в Московской консерватории. Перед входом в Большой зал в ожидании Ольги, отлучившейся в дамскую комнату, Павел разглядывал знаменитое репинское полотно, поименно узнавая знаменитых композиторов — из плеяды «Могучей кучки»3. Вдруг кто-то тронул его за плечо:
— Вспоминаешь, старый ворюга женской чести, с кем из них чужой подол задирал?
Это был Ефим. Рядом с ним стояли две дамы музыкально-незамужней наружности.
— Мои самые дисциплинированные пациентки.
— И верные… Мы лечимся только у Ефима Львовича, — сказала одна из них, покраснев.
— И друзья, — добавила другая, помедлив, — … по жизни.
— Ефим Львович умеет совмещать дружбу и медицину, — улыбнулся со значением Тулин.
Прозвенел звонок. Павел поклонился дамам.
— У меня теперь своя клиника, — Ефим протянул визитку.
— «Клиника традиционной медицины. Профессор, доктор медицинских наук… — прочитал вслух Павел. — Серьезно! И лечение, как всегда, в традиционном наборе, который доступен только великим эскулапам… Гиппократу и Бань Цао4. Я не ошибаюсь?
— Уж больно осведомлен мой старый друг в далекой от его интересов сфере, — Файбис наигранно нахмурил брови.
— В обществе такого врачевателя современности приходится напрягать слабеющую память, чтобы хоть как-то выглядеть прилично… — Павел поднял обе руки и церемониально по-азиатски поклонился профессору.
Подошла Ольга. Супруг взял ее за руку:
— Моя сильная половина. А это маг иголок — профессор пульсодиагностики… В обычной жизни — прямой отпрыск Казановы, но об этом скрывает. Держу тебя за руку, чтобы он не взял за другую и в лучшем случае не сделал тебя моей слабой четвертинкой.
— Не слушайте этого сердцееда… Какую женщину охмурил!.. Я лишь скромный раб медицины, заглянувшей в Россию из-за китайской стены, которая четыреста лет стережет тайны Поднебесной от нашествия европейской фармацевтики… Мои пациентки водят меня на вечное… Ну что, идем приобщаться, — Файбис картинно поклонился Ольге.
Когда он отошел в сопровождении пациенток, Ольга спросила:
— Почему ты мне о нем никогда не рассказывал? Очень личностный мужчина! Хоть и балагур, но знает себе цену.
— Специалист-прима не только в медицине и кладезь одесских анекдотов, а уж про разбитые женские сердца умолчу из самосохранения.
После этой встречи отношения восстановились. По графику, установленному Ефимом, Павел в очередной раз проходил двухнедельный курс реабилитации печенки и простаты. Одна стенка кабинета профессора была увешана фотографиями с автографами благодарных знаменитостей, обнимающих маэстро, на другой — иностранные сертификаты и дипломы, демонстрирующие высочайший рейтинг профессора.
Перед каждым сеансом они пили горячий настой из трав, которые профессору привозили с Тибета. Павел всегда поражался умению этого прагматика и философа годами сохранять доверительные отношения со множеством мужчин и женщин, вместе с болячками, приносившими профессору свои сокровенные проблемы.
Родившийся в семье одесских врачей, с отличием закончивший нормальную и музыкальную школы, а потом и медицинский факультет, Ефим своей еврейской мамой, которую, как и положено, сын боготворил, с рождения был зачислен в Таланты. Еврейские мамы в традиционном понимании очень редко встречаются у других народов, иначе бы, наверное, процент Нобелевских лауреатов у детей Давида не был столь ошеломляюще высок!
Лежа на кушетке, утыканный иголками, Тулин искренне сожалел, что при всех фантастических успехах генетики ему никогда не удастся установить, какого племени была женщина, вытолкнувшая из чресел своих на свет божий младенца, неизвестно когда и кем нареченным Павлом. И какого звания был мужчина, чье семя сберегла и взрастила эта женщина. Судьба, правда, подарила ему встречу с Отцом, который мог бы для Павла выполнить функцию «еврейской мамы», но больно кратко было свидание. Отец лишь успел дать отроку, выросшему из этого младенца, отчество и фамилию, сказать напутственные слова.
После той полусумасшедшей ночи и встречи с Привидением, назвавшимся Автором, мысль о занятии литературной работой не покидала Тулина… Ведь наутро перчатки, подаренные ночным гостем, вместе с хранимой спортивной амуницией лежали в чемодане…
На восьмом сеансе, когда Файбис присел на кушетку и стал ловко втыкать иголки, Павел признался, что стал по ночам болеть словоблудием.
— Принести, надеюсь, сообразил, Бунин двадцать первого века… херов? — деловито спросил Ефим.
— С собой, — Павел вздохнул и покраснел.
— Закончу прием, будешь читать без дрочиловки и до конца… Мое время и честь моя, как говорят у нас в Одессе, есть у тебя!
Ефим внимательно слушал Павла, а потом сказал:
— Надо показать специалисту. Их есть у меня!
Сегодня, во время чаепития, Ефим протянул другу заключение, отпечатанное на трех листах. Профессионал отметил, что материал лишен ученических ошибок, свойственных дебютанту, не имеющему литературного образования. Рецензент отметил философскую направленность рассказа, удачное название, сочные диалоги, владение спецификой профессии и деталями времени. Но посетовал на чрезмерную фактологическую насыщенность, неуместную демонстрацию авторского интеллекта, что в лучшем случае утомит читателя, а в худшем — оттолкнет, ибо читающий в материале хочет увидеть близкое и хотя бы понятное.
Павел несколько раз прочел текст. Не поверил… Потом закрыл глаза: «А если это лишь случайный всплеск, который затухнет, как волны от упавшего в воду камня?..»