Гвозди номера № 06 (182), 2020 г.

Второй том антологии «Они ушли. Они остались», в отличие от своего предшественника, содержит не только стихи советских поэтов... Вильгельм Кюхельбекер и Денис Новиков, Василий Жуковский и Новелла Матвеева — столь разноплановые авторы удивительным образом не выглядят тянущими читательское внимание каждый на себя. Евгений Степанов тщательно продумал архитектонику сборника: представленных в книге поэтов объединяет не только то, что физическая оболочка находится на кладбище. Вчитываясь, можно сделать парадоксальный вывод: их творчество… соразмерно.
Не надо делать круглые глаза: мол, где Пушкин и где, скажем, Андрей Дементьев? Во‑первых, как справедливо заметил автор-составитель: «Пушкин — для всех». А во‑вторых… Помните эпизод из старого советского фильма «Доживем до понедельника», где школьник на вопрос одноклассницы, зачем пишут стихи, отвечает: «Была бы та самая пружина внутри»? Сила упругости этой пружины, возникающая при внешнем давлении, и есть критерий воздействия на читателя. Чем значительнее давление со стороны окружающего мира, тем большая мощь возникает в противовес:

Смотрите, это же пушкинская интонация: заздравная, солнечная. Пусть жизнь проходит, все пролетает, но то, ради чего следует жить, невозможно уничтожить. Два века назад это настроение передавалось по-иному: не резко и категорично, а былинно, напевно. Однако и сегодня пушкинский мотив памяти абсолютно современен:

У каждого из поэтов, представленных в этой книге, автор выбирает одно стихотворение и обращает внимание читателей именно на него. И это не всегда так называемая «визитная карточка» (тьфу, унизительное определение для стихотворения), а то, которое «легло на душу». Например, у Пушкина — далеко не хрестоматийное «Ворон к ворону летит…», а у Самуила Маршака, которого многие ошибочно считают сугубо детским поэтом, выбраны восемь строк об осени, которые (каюсь!) я лично прочитала впервые:

Важный момент в составлении антологии — четко обозначенная цель. И Евгений Степанов ее не скрывает: причина появления сборника на свет — признание в любви ушедшим поэтам. Процесс, требующий значительных эмоциональных затрат при малом количестве слов, потому профессиональные редакторские комментарии Евгения Степанова сводятся к минимуму. Самое большее, что поясняет текст, — краткая биографическая справка о поэте и личные впечатления о тех, кого автор знал лично. Все внимание — к представленным стихам, многие из которых до недавнего времени не были известны массовому читателю.
Композиционное построение издания должно в полной мере способствовать достижению цели, поставленной перед составителем, потому представленные поэты идут в алфавитном порядке, а не кучкуются в хронологическом. Какая разница, в каком веке творил Алексей Кручёных, а в каком — Виктор Цой, если оба освещают какие-то свои, одним им ведомые уголки читательского восприятия? Продвигаясь от «А» к «Я», все больше удивляешься поэтическому родству представленных авторов. Собрав эту книгу, Евгений Степанов показывает, что сила стихотворения — не только и не столько в его технических достоинствах, но в пресловутой силе упругости, от которой иногда хочется отскочить, как от строк Бориса Божнева, ибо пружина, распрямляясь, выстреливает:

«Ни рыбе ни мясу» нечего делать в поэзии. Хочешь поныть — плачь в подушку. Жалуйся в соцсетях. А поэзия — это всегда «через край»: кипяток или стужа, третьего не дано. Сомневающихся в этом утверждении отсылаю к первоисточнику: «Ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих». (Откр. 3:15–16). Поэт обязан жечь. Или вымораживать. Вот, к примеру, от верлибра Анатолия Жигулина, описывающего колымский лагерь, леденеет кровь:

Как появляются на свет стихи, пережившие своих авторов? Евгений Степанов не дает рецепта. Скорее, между строк читается, чего нельзя делать в поэзии: надевать на себя некую… броню, шарахаться от того, что приносит боль. Ценность данной антологии как определенной вехи, ориентира еще предстоит оценить, но уже сейчас ясно, что скрепленные автором по принципу «горячо люблю — и как человек, и как редактор, знающий о стихах практически все», произведения отвечают представлению о сборнике стихов как о смысловой и композиционной целостности. Высокая нагрузка на текст ведет к тому, что произведения функционируют и прочитываются иначе, что неизбежно меняет и представление об отдельно взятом поэте. Книга Евгения Степанова — неосязаемое по своей сути лирическое размышление, резюмировать которое можно отрывком из представленного на его страницах стихотворения Георгия Оболдуева: