Гвозди номера № 05 (181), 2020 г.

«Боже мой, опять подробно пишу Дневник! Зачем? Кому и что оставлю?» — воззвание автора двояко: с одной стороны, обращенность «вглубь», внутрь себя (поскольку высказывание ведется от первого лица), с другой — вопрос адресуется потенциальному читателю, приглашая адресата к совместным размышлениям. Таким образом рассказчик, сомневающийся в собственных ощущениях, создает доверительную беседу.
Новый том дневника Сергея Есина (и первый, увидевший свет после его ухода) начинается 1 января 2016 года. Вопрос «Зачем?» всплывает чуть ли не в первом абзаце этого внушительного издания. Это не кокетство и отнюдь не риторическое высказывание. Пишущий осознает себя ответственным за сохранение информации, ощущает себя соавтором написания истории. Тем больнее отзываются в читателе размышления о текущем положении вещей в стенах Литературного института имени Горького: «Ориентируемся на русские сериалы. С такой же тенденцией встретимся мы и дальше: чуть ли не половина наших девушек, претендующих на места в прозе и драматургии, это неудачные дебютантки актерских факультетов и театральных училищ. Литинститут запасной вариант, вроде ночной столовой для таксистов».
Существование студенток, которым нужен хоть какой-то диплом о высшем образовании в совокупности с официально оформленной принадлежностью к творческой среде, обесценивает дело, которому Сергей Есин, долгое время занимавший должность ректора в Литературном институте, потом — возглавлявший кафедру литмастерства, оставался верен до конца своих дней: «для многих Литинститут, которым я так горжусь, как англичанин Кембриджем, лишь один из тех вузов, который предполагает для выпускника парадную жизнь с телевидением и кино». Лаконичны и точны оценки дипломов выпускников.
Будни Литературного института не заслоняют обычной жизни. Утром — прием экзаменов, вечером — дачные хлопоты: «…если у меня собеседование, то почему должен страдать огород?». Дневник Сергея Есина содержит несколько тематических линий, объединенных ограничениями во времени. Каждый прожитый день разворачивается как маленькая жизнь, с утра и до подведения итогов — вопросом или утверждением, которые волновали автора на протяжении прожитого дня. При этом следующий день логически дополняет и развивает день минувший. Описываются и подвергаются анализу события, имевшие вес не только в России, но и в мире, делается анализ исторических событий в контексте настоящего времени: «Оказалось, что русскими Крым начал заселяться лишь в начале XIX века, до этого русские были только как рабы. Одним из важнейших актов екатерининского времени было отселение русских и армян из Крыма. Нет рабов — глохнет и ханская государственность». Такой экскурс в историю автор устраивает во вторую годовщину воссоединения Крыма с Россией.
Поскольку определяющая черта «классического» дневника — фрагментарность, «разорванность» записей, четко структурированный текст Сергея Есина дает нам возможность говорить о том, что перед нами — подлинное литературное произведение, публицистичность которого позволяет рассматривать текст как открытую структуру, изначально создаваемую для читателя. И, что немаловажно, — с заботой о читателе: чтобы избежать затруднений с идентификацией упомянутых в книге лиц, в конце приведен длинный алфавитный указатель, служащий своеобразном компасом в мире громких и малоизвестных фамилий.
Будучи эпической формой, жанр дневника в то же время предполагает и наличие элементов лирического повествования: «Что гонит меня взглянуть хотя бы на подъезд дома, в котором жил когда-то знаменитый писатель, артист или художник? Иногда по костюму мы фантазируем мир человека, а по его жилищу его тайные привычки. Что я хочу узнать? А ведь часто таким образом и узнаю». Рассуждение ведется от себя, но задаваемые читателю вопросы порождают диалогичность: не предполагая немедленный ответ, автор рассчитывает на интеллектуальную работу читателя.
Сугубо личные дневники не нуждаются в композиционно законченных записях, там господствует «я» рассказчика: сделал то-то, пошел туда-то, это хорошо, а это плохо. Сергей Есин стремится быть правильно понятым и услышанным, что, однако, сочетается с нежеланием «давить» на читателя категорическими суждениями: «Утро началось с занятного наблюдения Станислава Говорухина, который сказал, что слово "россияне" ему отвратительно. Мне тоже больше импонирует слово "русские". По этому поводу что-то филологическое объяснял пресс-секретарь Путина Песков. Но разве собственным вкусам прикажешь?».
Литературная обработанность записей предполагает и установку на массовое прочтение. Это уже не «оглядка» в прошлое, но «прямая передача» информации в настоящий момент: «Снова вхожу в московскую жизнь: был пожар в общежитии МАИ, минобр не дремлет — объединяются несколько московских вузов. Наши саперы в Пальмире разминировали всю историческую часть, Порошенко предлагает все русские фамилии граждан Украины переписать на украинский манер, округлить».
Для писателя, как и вообще для любого художника, крайне важно, чтобы жизнь его произведений продолжалась и после его ухода в мир иной. Она и не заканчивается, поскольку затронутые в Дневнике темы по большей части вечны: положение писателя в современном литературном процессе, роль обычного человека в обстоятельствах, предлагаемых большой политикой, обучение литературному мастерству, признание таланта либо благосклонность общественности при полном отсутствии оного у отдельно взятой личности… Самый что ни на есть будний день в пристальном рассмотрении автора подкидывает читателю немало вопросов, при том что, на первый взгляд, рассказчик стилистически нейтрален. Эта кажущаяся нейтрализация дает нам свободу оценивать Дневник со своей колокольни: соглашаться, спорить, быть может, упрекать автора в том, что текст слишком пресен для дневниковых записей. Подобный упрек говорит о невнимательном прочтении: текст Дневника глубоко публицистичен, рассчитан на широкую аудиторию и стремится максимально «сблизиться» с читателем. Очередной том Дневника является отражением «картины мира» и перегруженного информацией времени, в котором мы живем. Но и в этой пестрой «смене декораций» Сергей Есин показывает, как обычная жизнь, прожитая по раз и навсегда усвоенным нравственным принципам, дает ощущение высшей духовной ценности.