|
|
Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов
|
Гвозди номера № 10 (174), 2019 г.
Александр ФАЙН
"ЧЕРНЕНЬКОГО НАМ ПРИВЕЗИ"
Рассказ
Александр Файн — прозаик, драматург. С отличием окончил машиностроительный факультет Московского института химического машиностроения. С 1958 по 1988 год работал в промышленности, был главным конструктором по ряду образцов новой техники. Член МСПС. Автор публикаций в журналах "Слово", "Дети Ра", "День и Ночь", "Крещатик". Автор нескольких книг. Лауреат премии "Писатель XXI века". Живет и работает в Москве.
Гендиректора и учредителя инвестиционной компании "Омега", которую уже пятнадцать лет не обходили вниманием центральные СМИ, коллеги за глаза величали "Дедом". В свои восемьдесят три Борис Алексеевич Тырнов смотрелся на шестьдесят три, а в бассейне и на пятьдесят три. Расплющенный у основания нос, отсутствие подзатылочной впадины и надбровный шрам, придававший правой половине лица азиатскую раскосость, выдавали спортивную специализацию Деда в прошлом.
По понедельникам ровно в десять он выходил из кабинета и направлялся к буфетной стойке, где всегда кто-то пил чай или кофе. Это демократическое правило в любое время отвлечься и пообщаться Дед ввел с первого дня существования компании. На прилавке его ждет микс-кофе пополам с какао с большой добавкой сливок, который приготовила долгожительница "Омеги" буфетчица Люба. Сегодня Дед в модной рубашке с черными пуговицами без галстука. Он берет чашку и подмигивает ветеранке:
— Ну как, младшенькая, оклемалась? Уже на льду? В таком возрасте быстро заживает.
— Слава богу, Борис Алексеевич, уже тройные освоила.
Обняв свободной рукой женщину за плечи, Дед пропел: "Любо, братцы, любо. Любо, братцы, жить. С нашим атаманом не приходится тужить". Общаясь после выходных дней с коллегами на два, а то и два с половиной поколения моложе, он рассказывает о кино своего детства. В фильме "Александр Пархоменко"1, вышедшем во время войны, так пел батька Махно в хрестоматийном исполнении Бориса Чиркова2. Дед допил свой эликсир и повернулся к трем главным модницам "Омеги", которые за столиком шептались. Дед взял одну из них за руку и заговорчески пропел: "Ты ждешь, Лизавета, от друга привета. Ты не спишь до рассвета… Добудем Победу, к тебе я приеду на горячем боевом коне…" Девушка встает, откидывает назад смоляной пучок и кокетливо вопрошает:
— А сколько-то ждать, атаман?
— Как победим… Может, тогда на "Бентли" серебристом?
— Нет, только на коне с черной гривой и золотой уздечкой!
— Как неземная красота твоя пожелает… А безопасному для женской красоты в последние тридцать лет атаману и в целях собственной безопасности советую довериться, — Дед грозит пальцем девушкам. — Без брачного контракта и ЗАГСа ни-ни-ни! А на свадебном торжестве лично проверю соблюдение регламента, чтоб потом до золотой свадьбы без осечки!
— Любо! — отвечают хором девушки и дружно встают.
— Грамотно! А теперь воеводе с дозором на обход владений. Великий наш поэт Николай Алексеевич Некрасов и по совместительству строгий помещик, по-нынешнему, стало быть, бизнесмен и хозяин, знал, что контроль — залог успеха в любом труде. Иначе зачем было писать поэму "Мороз. Красный нос".
Дед идет меж столов с компьютерами. Он знает каждого не только по имени и занимаемой позиции в "Омеге". У представителей мужеского сословия надо проверить кистевую хватку, не умаляя достоинства протягивающего с опаской руку. Потом уточнить, сколько каждый за неделю пробежал, прошел и проплыл. Девиз воеводы: "Не важно, сколько ты сделал сегодня, важно лишь, что сможешь завтра". Выкуривший вчера в ночном клубе пару сигарет и не успевший скрыть к утру аромат дыхания получит нешуточный удар по печени. От удара нельзя увернуться или защититься напряжением брюшного пресса. Ведь бьет профессионал!
Таковы правила в "Омеге" — поступавшему на работу в компанию давалось два месяца на расставание с сигаретой. Не смог — извини!
Общаясь с замужними, Дед деликатно выведывает, была ли необходимость оповестить благоверного, что за нарушение семейного кодекса последует приглашение на ринг для встречи с мастером спорта СССР второго послевоенного десятилетия, когда ни один международный пьедестал не игнорировала Страна Советов. У незамужних Дед допытывается, не забывали ли они, глядя в зеркало при макияже, восклицать: "До чего ж хороша, чертовка!"
Закончив обход, Дед открывает двери в кабинет главного бухгалтера и, узнав о ее домашних делах, внимательно просматривает платежки, приготовленные на подпись, отбраковывая сомнительные.
Независимо от баллов дорожной загруженности и курса валют, объявляемых по радио, каждое утро он входит в свой офисный кабинет до половины восьмого. Соблюдение регламентов, любых договоренностей Дед принес из семнадцатилетнего опыта директорства в "Почтовом ящике". Но жесткую манеру общения с коллегами, диктуемую статусом руководителя крупного оборонного предприятия, сменил на весьма демократическую с элементами фривольности, приличествующей его положению и возрасту.
Как быстро летит Время!.. В феврале семьдесят четвертого заведующий закрытой кафедрой Московского Высшего Технического училища имени Баумана согласился на неожиданное предложение изменить судьбу. Тырнов на совещании в министерстве Общего машиностроения, сугубо закрытом ведомстве, разбил в пух и прах новую разработку, которая курировалась лично министром. Государственная премия и орденская планка в три ряда была оценкой неожиданного решения профессора и доктора наук, возглавившего в трудное время оборонное предприятие. А когда на крыше отремонтированного корпуса заводоуправления появился макет в человеческий рост ордена "Трудового Красного знамени", в коллективе директора стали величать "Батыром". Что в переводе с монгольского значило "Отец". Произнесенное однажды заводским острословом слово удачно вмещало инициалы, первые три буквы фамилии и азиатскую раскосость нового директора. Когда же смонтировали и второй макет — ордена Октябрьской революции — в старинном богомольном подмосковном городе, где на сто двадцать тысяч жителей приходилось семь храмов, не тронутых большевистским угаром после революции и чудом уцелевших под оком Господним во время войны, на вопрос: "Где работаешь?", счастливчики стали отвечать: "У Батыра служу".
Вслед за охранником Дед вышел из подъезда элитного дома на Юго-Западе столицы, в который переселился пять лет назад с женой, вышедшей на пенсию. Новенький "Лендкрузер" с работающим двигателем стоял в двух метрах от подъезда.
Дед любит большие джипы с высокой посадкой — через задние затемненные окна, если не дремать, так хорошо видна новая Москва, обрастающая небоскребами, торговыми центрами и яркими вывесками. Когда уселись, охранник оглянулся:
— С богом, Борис Алексеевич?
— У нас нет выбора, — отвечает Дед.
Вчерашняя вечерняя телепередача взбудоражила. Ночью Дед несколько раз вставал, а утром не разминался и отказался от завтрака. Всю дорогу он сидел с закрытыми глазами… "Вчера Батыр, десять с половиной тысяч конструкторов, каждый из которых художник, испытатели, технологи и токари… Все мастера. Дядя Вася — лекальщик, который дал бы фору лесковскому левше… Кремлёвка, стакан кефира перед сном в барвихинском охраняемом санатории… А ныне Дед, аж полтора десятка юристов с дипломами и аттестатами Кембриджа, дивиденды, на которые можно купить не одно бунгало на Мальдивах… Чем не баланс?! Чем шум океанской волны хуже, чем грохот кузнечного молота?! А что, свежие кальмары хуже наших пельменей под рюмку родимой… Но не мое это! Надо спросить у секретарши, знает ли она, кто такой Николай Семёнович Лесков, родивший Левшу".
Однажды на новогоднем вечере, Дед, взяв микрофон, объявил, что назвавшему за пять минут десять великих русских композиторов компания дарит ключ от "Ренд ровера" последней модели. Компании не пришлось тратиться — пять имен назвал только один…
В апреле восемьдесят пятого Тырнова пригласил зампредсовмина, возглавляющий Бюро по машиностроению, Иван Степанович Силаев и предложил перейти в его аппарат для руководства "Разработкой научной концепции конверсии оборонного комплекса страны на перспективу" в ранге первого заместителя. Тырнов поблагодарил высокого чиновника за предложение, но сказал, что хотя он и имеет звание профессора, уже давно "заводской".
Силаев предложил выпить чаю с тульскими пряниками и башкирским медом, который содержит ферменты долголетия:
— Ведь эта тема на долгие годы. Потому и предложена кандидатура Тырнова, имеющего научный потенциал и опыт успешного руководителя оборонного предприятия. Учитывая определенные ведомственные разногласия, принято решение, что работу будет курировать Оборонный отдел ЦК КПСС. Идеология концепции — как совместить потребности населения, состояние производственной базы на предприятиях оборонного комплекса, серьезное отставание гражданки, а также опасность негативных последствий для научного и производственного потенциала, используемого не по назначению. Это очень сложная задача, и нужен глубокий анализ с ответственными рекомендациями по этапам… Здесь Штаты нас обошли. Мы в секрете все по оборонке держим десятилетиями, а через пять-семь лет секреты разлетелись в силу реальности, при этом страна ничего не заработала на патентах, технологии, оборудовании. А они должны сразу работать. Ракета на столе, а патенты на все болты уже проданы! При этом важно, как говорят медики, "Лечить, но не навредить!". Каждая военная разработка должна сразу включать возможность использования на гражданке!
Силаев заговорчески посмотрел на Тырнова:
— Ну и простой человеческий аспект… Вам надо расти. Польза стране от каждого зависит и от занимаемой им должности. Это факт! Время человека быстро летит! Вас должны узнать на самом верху. Советую начать по теме собирать материал. Если понадобится, обсудим командировки за кордон, а по ходу дела вернемся к моему предложению. Повторюсь, ваша кандидатура согласована, но торопить не буду. К тому же у вас будут и серьезная поддержка, и влиятельные оппоненты… Ну что, в путь?!
Тырнов получил постоянный пропуск на проход в здание на Старой площади, где размещался Оборонный отдел. По субботам и воскресеньям, к радости заводских, Тырнов перестал появляться на территории своего предприятия. Оборонный отдел он посещал по средам, где обсуждал идеологию концепции с референтом Отдела профессором Вольновым, с которым быстро установились неформальные отношения.
Написанные листы Батыр складывал в домашний сейф. Конкретных данных и указаний на заводы там не было, и текст можно было хранить дома. С каждой страницей он все больше погружался в тему и даже стал подумывать над предложением Силаева, с которым периодически встречался.
А страна уже билась в конвульсиях от "успехов" Перестройки, смысл которой Тырнов не понимал, слушая звонкие декларации нового генсека.
Оборонный заказ таял. Чтобы кормить работой родное дважды орденоносное предприятие, в поисках любых заказов метались по стране ретивые батыровы гонцы. Все реже и реже открывал сейф Батыр. Настал день, когда он снова стал пугать заводских по воскресным дням и праздникам. Отдел кадров все чаще приносил заявления на увольнения специалистов, которыми очень дорожил Батыр. Что делать — у них были семьи и дети. Когда по телевизору объявили о "Беловежской вечери", директор собрал руководителей служб, цехов и отделов: "Кто там и зачем собрался — нас не касается. Продаем лишнее, ищем заказы. Работаем и думаем!" Батыр поехал в Москву, но в министерстве его не ждали, а в знакомый подъезд на Старой площади не пустили. Краснощекий лейтенант в фуражке с синим околышем повертел удостоверение, козырнул и вернул хозяину: "Указаний не поступало!"
Батыр вернулся и снова собрал актив: "Работаем, слабонервные свободны. Претензий ни к кому нет!"
А на площади перед заводоуправлением стали парковаться дорогие иномарки с затемненными окнами. Начальник режима доложил, что поступили предложения на сдачу в аренду неиспользуемых помещений второй территории, где находился испытательный комплекс.
Вечером Батыр попросил жену принести бутылку "Посольской" из остатков "кремлёвского пайка"3.
Утром его увезли в больницу. Обширный инфаркт! Самого уважаемого в городе человека поместили в единственную двухкомнатную палату с телевизором, телефоном и отдельным санузлом. А супруге, работавшей завучем в школе, выдали пропуск на проход в любое время. Спустя две недели она обмолвилась, что ее бывший ученик приходил с предложением от "авторитетных" людей, пожелавших из уважения предоставить Батыру оплаченную реабилитацию в санатории.
Он согласился и стал звонить из палаты знакомым директорам, но у всех были проблемы. Через полгода Батыр вернулся домой и пошел на завод. Его встретил в приемной молодой мужчина в очках, в модном костюме и спортивной комплекции. Он осведомился, как прошла реабилитация, нужно ли повторение. Потом предложил с пониманием отнестись к реальности и сообщил, что бывшему директору в знак уважения сохранен оклад и предоставляется право пользования заводским автотранспортом в личных целях.
Батыр выслушал, поблагодарил и вышел…
Пришла другая жизнь! Каждое утро после силовой разминки он садился за стол. Он редко выходил из дома. Жена получала его зарплату, приносила газеты, продукты и новости, которые он старался не слушать. Большую часть написанного он вечером выбрасывал, но через полгода объем рукописи перевалил за полтыщи страниц убористого текста… А страна уже жила непонятными событиями. На телевизионном экране мелькали маловыразительные лица выскочек и фантазеров. "Неужели эти малограмотные болтуны, даже отдаленно не представляющие, что страна должна производить, а не ввозить из-за границы машины, продукты в обмен на расхищаемые ловкачами ресурсы… Надо просто ждать. Время еще есть! Если не будет войны, народ поймет и разберется, и таких, как Тырнов, позовет".
Когда же из Белого дома ушел Силаев, а из верхних этажей Дома правительства повалил черный дым, Батыр снова убрал рукопись в сейф и, не оглядываясь, но посматривая по сторонам и обочинам, пошел по дороге с названием "Бизнес". Здесь все было не так. Но интеллект и опыт Тырнова сработали и в новой жизни. Тырнова узнали, приняли, внимали его советам. Скоро он занял достойное место в бизнес-сообществе. Жена оформила пенсию и с тщательностью школьной учительницы осваивала интернет. Тырновы переехали в Москву и приобрели дачный участок с несоветским размером — полтора гектара.
Летом девяносто пятого в трубке Тырнов услышал знакомый баритон. Это был голос профессора Вольнова, с которым профессор Тырнов провел столько прекрасных часов. Референт Оборонного отдела окончил консерваторию по классу вокала и даже проработал полтора года в оперном театре, но из-за постоянных ангин вынужден был оставить сцену. Талантливый человек во всем талантлив. Вольнов поступил в технический вуз, успешно окончил его в тридцатилетнем возрасте, а в сорок восемь стал профессором. Тырнов удивился и искренне обрадовался звонку яркого человека:
— Неужто профессор Вольнов вернулся на сцену и приглашает меня на спектакль, где исполняет мою партию Каварадосси?.. Или, не дай бог, зовет на баррикады?
— Второе… Хотя, признаюсь, окончательно не определился. Может, пойти петь в приличный ресторан?.. Пока лишь выполняю партийное поручение.
— В каком смысле?
— Меня Юрий Владимирович Скоков пригласил в движение "Конгресс Русских Общин". Так что вхожу в состав руководящего органа.
— Ну куда же, как не в начальство, могут пригласить такого компетентного человека. Слава богу, хоть кто-то будет понимать что-то… — съязвил Тырнов.
— Первое лицо в КРО Скоков. Он из наших, работал в Оборонке. Был утвержден первым заместителем премьера Силаева на Верховном Совете по предложению Ельцина, а затем Ельцин назначил его секретарем Совета Безопасности.
— Читал. Известное имя.
— Но сейчас в официальной оппозиции к Президенту по вопросам управления экономикой. Юрия Владимировича консультирует Силаев, который отошел от активной политической деятельности.
— Какой-то у нас формально-газетный разговор… Не забыл, как спорили на Старой площади в кабинете… А однажды профессор Вольнов арию Каварадосси из четвертого акта "Тоски" мне пел… "И вот я умираю. Я никогда так не жаждал жизни".
— Я пел по-итальянски. Там текст несколько другой. А профессор Тырнов, закрыв глаза, губами подпевал мне по-русски, но в размер попадал.
— А я убеждал профессора Вольнова, что первый математик всех времен Николай Лобачевский, который опередил Время и без которого не было бы Общей теории относительности… А профессор Вольнов отдавал предпочтение Архимеду.
— И мы спорили и о том, кто Первый оперный композитор: Верди или Пуччини.
— Вот тогда были настоящие деловые разговоры. А сейчас выполняю лишь Первое партийное поручение. По рекомендации Ивана Степановича Скоков хочет в конфиденциальном режиме встретиться с профессором Тырновым… Речь пойдет о будущем Оборонки в современных условиях и необходимости восстановления конверсионной идеологии.
Встреча тет-а‑тет состоялась в частном подмосковном доме, где была оборудована сауна. Гостям принесли духовитый чай, печенье и мед. Разливая чай в пиалы, Скоков улыбнулся:
— Это пароль доверия. Мед башкирский, вот только тульских пряников не достали! Время нынче боевое, требуется бойцовская хватка. Я тоже перчатки надевал, но в шестьдесят втором в ранге кандидата в мастера спорта ушел писать диссертацию.
Тырнов деликатно промолчал: "Ведь квалификация КМС утверждена спорткомитетом в шестьдесят четвертом. Но в политике такие "мелочи", наверное, значения не имеют!"
Скоков предложил конфиденциальную часть встречи перенести в парную. Там состоялся прямой разговор, из которого Тырнов узнал, что Скоков будет выставлять свою кандидатуру на выборах Президента в противовес Ельцину и собирает команду профессионалов, а не демагогов. Скоков заверил, что как бывший Секретарь Совета безопасности располагает полной информацией о состоянии Оборонного комплекса. И в случае успеха на выборах готов предложить Тырнову место зампремьера — куратора Оборонной промышленности.
Они расстались, оговорив условия связи. В декабре девяносто пятого "Конгресс русских общин" на выборах в Думу потерпел поражение. "Стало быть, Батыр, не судьба тебе заняться своим делом! Идем, как шли. Еще есть время". Спустя двадцать лет он, вошедший в номинанты справочника "Кто есть кто в России", стал "Дедом".
В восемь двадцать Лендкрузер подъехал ко входу одного из небоскребов Московского Сити, где теперь располагался офис "Омеги". В приемной с папкой его ждал руководитель службы безопасности. Душманская разрывная пуля нашла полковника спецназа Тарасова под Гудермесом. На счастье, только что приземлился вертолет, доставивший врача-хирурга и переносное медицинское оборудование. Из госпиталя боевой полковник вышел в генеральском мундире со звездой Героя на груди. Несколько лет он прослужил в одном из управлений Минобороны. Когда последствия афганской пули снова уложили генерала на больничную койку, ему пришлось выйти в отставку. Афганское братство нашло ему "нужное" место, откуда Таранов пришел в "Омегу".
Допустимая возрастная дистанция, накопленное, хотя и не принимаемое сердцем понимание другой реальности, схожие человеческие качества и спортивное прошлое сблизили полуштатского и боевого генералов. Скоро они перешли на "ты". Обычно они встречались в восемь тридцать.
Но была для обоих болезненная тема, если приходилось двигаться к цели с монетарным сопровождением. Они установили двоичный код подхода к задаче: "по спорту" или "по справедливости". В первом случае, — если не требовалась денежная помощь, — они вставали и, напрягая клещи рукопожатия, дуэтом исполняли припев из лучшего советского фильма о спорте "Первая перчатка"4: "Если хочешь быть здоров, постарайся позабыть про докторов. Водой холодной обливайся, если хочешь быть здоров". Если же неизбежно предстояло идти вторым путем, они хмуро договаривались о величине монетарного сопровождения.
Конфиденциальная связь между ними обеспечивалась в любое время дня и ночи телефонными трубками по схеме "одной кнопки". А сами трубки регистрировались на другие имена со сменой сим-карт каждые два месяца.
После вчерашнего корпоратива у обоих было расслабленное настроение. Компания успешно подошла к августу, открывающему отпускной сезон. Все сотрудники получили достойные премиальные. В снятом ресторане танцевали и пели допоздна.
Дед по традиции обошел все столы и везде поднимал не пустую рюмку и обратил внимание, что генерал танцевал только с комендантом Лидой, держа партнершу на весьма близком расстоянии. А когда переставала звучать музыка, пара продолжала танцевать. Это явно был не флирт! Весь вечер Лида сидела рядом с генералом, возглавлявшим, по субординации, стол службы безопасности. Когда бывшие офицеры вставали с рюмками и традиционным "два коротких — один протяжный", Лида поднималась с бокалом вина. Дед никогда не допускал фривольности по отношению к взрослой женщине, знающей себе цену и решавшей любые хозяйственные вопросы, не призывая на помощь руководство. Лида пришла в "Омегу" восемь лет назад. Мужчины всегда обращали внимание на нее, но на вечерах она никогда не танцевала с кем-нибудь подряд два танца. У нее была взрослая дочь и две талантливые внучки, которые занимались плаванием.
Единственный раз Лида обратилась к Деду с просьбой. Внучки коменданта в составе команды должны были ехать на сборы в подмосковный спортивный центр "Круглое". Родители собрали деньги для оплаты поездки сверх абонементов взноса. Но у двух мальчиков из малообеспеченных семей такой возможности не было. Услышав проблему, Дед посетовал:
— Как изменилась жизнь… После войны в разоренной стране тренера по школам ходили и собирали желающих, а за занятия никто не платил. Даже давали талоны на доппитание. А нынче в мегаполисе строятся небоскребы и торговые центры стоимостью сотни миллионов, а правительство Москвы не найдет денег для будущих чемпионов. Откуда же возьмется новый четырехкратный олимпийский чемпион Александр Попов… Значит так! Мы оплатим полностью сборы всей команде, а деньги, собранные родителями, пойдут на усиленное питание будущих олимпийских чемпионов… Принеси мне счет… Надо подумать, может, вообще команду возьмем на постоянный кошт, включая зарплату тренеров.
Через месяц Дед попросил зайти Лиду:
— Ну как наши чемпионы?
— Спасибо большое. Уже тренируются на "Круглом". Есть одна проблема.
— Что такое? Все рекорды побили?
— Детям, кроме плавания, надо заниматься общефизической подготовкой. А в игровом зале дают время не по расписанию и постоянно меняют часы.
— Выходит, Деду надо вмешаться. На неделе съездим и похлопочем.
У шлагбаума остановился джип. Дед тронул охранника за плечо:
— Надо бы объяснить интеллигентно, но с авторитетом, что сам Дед приехал посмотреть, как дети тренируются.
Охранник подошел к сторожу. Через полминуты тот вытянулся по-военному и отсалютовал. Комиссия поднялась на второй этаж, где находился игровой зал.
— Ну и где наши? — спросил Дед, повернувшись к Лиде.
Подошел тренер и поздоровался.
— Ну как, не обижают наших? — Дед пожал руку тренеру.
— Бывает… Но сегодня, слава богу, по расписанию… каждое занятие приходится выпрашивать.
— А кто решает?
— Администратор. Очень строгая дама.
— У нее ваш график есть?
— Сдан в день заезда. Вода и зал согласованы.
Дед повернулся к охраннику:
— Это по твоей части. Пригласи уважаемую… Вопросы накопились!
Подошла симпатичная женщина лет сорока спортивной внешности и объяснила, что зал предоставляется по заявкам, но иногда приезжают гости и приходится делать перестановку.
— Ну вы ведь, судя по всему, сами из спорта и, стало быть, знаете, что есть такое понятие — тренировочный процесс.
— Мы стараемся его не нарушать. Но у меня есть начальство.
Неожиданно появился известный телеведущий с ракеткой и в спортивной экипировке. Не обращая внимания на беседующих, он недовольно и грозно посмотрел на администратора:
— Почему зал не готов, сетка снята?.. Вам должны были позвонить, что я на час раньше приеду. Сейчас подойдет мой напарник.
Администратор попыталась что-то ответить, но Дед рукой остановил ее и, наклонившись к гостю, тихо спросил:
— А ты кто, уважаемый?
Телеведущий явно опешил:
— А вы кто?
— Узнаешь — придется препараты всю неделю от поноса глотать… Здесь дети тренируются, чтоб тебе по телевизору потом у чемпионов интервью брать… Скромнее надо быть, а то и лекарства не помогут!
Дед повернулся к администратору:
— Зал, уважаемая, предоставлять детям строго по расписанию. Это же передайте начальству, чтобы не пришлось им кресла поменять, а то сильно травмируются, если с них падать придется.
Телеведущий испарился.
Когда садились в джип, Дед галантно придержал дверцу:
— Ну что, товарищ комендант и бабушка будущих чемпионов, ваше поручение выполнено?
— Спасибо, Борис Алексеевич.
— Контроль за исполнением не снимаем. Спуску всяким, извините за выражение, телезасранцам нельзя давать. А то загадят не только телеэкран, дышать нечем и так. Теперь на работе узнают, что я неприлично общаюсь.
— Не узнают.
— Тогда спасибо! И, будь ласка, принеси мне годовую смету на содержание команды с учетом поездок, сборов, доппитания спортсменов, амуниции… Ее надо купить у солидных производителей. Надо бы договориться с каким-нибудь кафе, чтобы ребят кормили. Короче, по-серьезному, но без излишеств. Ребятам оплатим регулярный медконтроль. Про премию тренерам не забудь. Пусть стараются по-взрослому.
Праздник, именуемый ныне некрасивым словом "корпоратив", отмечался на восемьдесят четвертом этаже небоскреба "Око" в недавно открытом элитном ресторане "Инсайд", который могла позволить себе далеко не каждая успешная компания. Из больших окон в узком пространстве между стеклянными поверхностями параллелепипедов и спиралей двухсот- и трехсотметровых башен Сити видна ленточка Москва-реки, которая помнит ладьи Ивана Калиты. С такой высоты не отличить пыхтящие теплоходики серии "Москвич" от современных красавцев "Рэдиссон", которым впору ломать речной лед и по морю возить туристов. А из окон ресторана любоваться новыми набережными и всем обликом мегаполиса, забывающего порой в пылу космической скорости обновления о своих родителях и пройденном за девять столетий нелегком пути. Но Москва не Сидней и даже не Токио. Неплохо бы начальству помнить, что Московский Кремль на три века старше столицы страны Восходящего солнца!
Когда Дед собрался уходить, он подошел со своей рюмкой к офицерскому столу. Все встали.
— С вами по последней и финиширую. Пусть молодежь гуляет без командирского ока.
Дед чокнулся с каждым под традиционные: "два коротких, один протяжный" и, стоя, выпил. Потом положил руку на плечо генерала и подмигнул напряженно смотрящей на него женщине:
— Дай бог, ребята, вам вместе смотреть на Москву и утром, и вечером. А когда-то я из окна заводской фабрики-кухни видел бетонную в пять этажей, без окон стену испытательного корпуса… А другая Лида, тоже красавица, наливала мне мои любимые суточные щи из кислой капусты… Они, небось, получше этой заморской гастрономии… Не теряйте времени, друзья!
На следующее утро Дед и генерал вместе вошли в кабинет. Таранов положил папку на стеклянный столик в углу, где они обсуждали дела насущные и разные.
— Товарищ комбриг спецназа, что кушать для здоровья будем опосля вчерашнего? — Дед глубоко вздохнул и посмотрел на Таранова.
— Так, что всегда кушали, тем и оздоровляться по уставу положено, товарищ командующий.
— Схвачено и согласовано, — Дед снял трубку. — Принеси Henessy XO и нарезанный лимон… Сами откроем.
Они выпили по три рюмки.
— Вроде бы здоровье прибывать начало, — Дед потер грудь. — Ну, чем по службе радоваться будем?
— Докладываю. Из пяти одобренных претендентов двоих надо брать безоговорочно, — генерал раскрыл папку, — свободный английский, приличное образование, опыт, в том числе зарубежный. Рекомендации надежные. До тридцати пяти, женаты, с детьми. Невесть какие спортсмены… У одного третий разряд, у другого второй. А вот с третьим претендентом особый случай.
— В каком смысле?
— Окончил Бауманку с красным дипломом. Еще не работал, но сказал, что пришел по направлению… своей бабушки.
— Это что-то новое! Слава богу, хоть не от дедушки!
— Кандидат в мастера спорта по боксу, владеет тремя языками. Наши проверяли. Английский, французский на базовом уровне. Диплом писал в каком-то институте: "Математическая модель процесса передачи тепла в жидкостном потоке". Не выговоришь без рюмки.
— Тогда наливай.
— Докладывает, что прослушал дополнительно платные курсы по экономике и финансам. Живет один в трехкомнатной квартире, которую ему оставила бабушка. Год назад умерла. Вундеркинд какой-то. Но с головой все в порядке.
— Если по такой специальности идти, до мастера не дотянешь. Башку отшибут. А бабка причем?
— Она тебя знала. Луиза Васильевна Абрамова. А вундеркинда звать Борис Абрамов.
— А деда именовали Леонид Александрович Абрамович, нет, Абрамов. Так?
— Совершенно верно.
— Мы с Лёнькой на одной парте с восьмого класса сидели. Он тогда Абрамовичем был… Фантастика! Тогда лучше было Абрамовым числиться, а сейчас точно Абрамовичем… Лёнька щуплый, в очках, а характер и авторитет имел царя Грозного. В классе его Паханом величали. По физике и математике задачи в уме решал. В девятом классе к нам привели какого-то верзилу-регбиста. Мы тогда толком не понимали, что это такое. Сыпал феней. Это сейчас вся Дума по фене не только говорит, но и думает. Лёнька ему при всех: "Не тянешь по мазе". Тогда в приблатненных многие ходили… Регбист Лёньку назвал "жидом приблатненным". А Лёнька ему спокойно: "Жид — это не ругательство. Так евреев в восемнадцатом веке называли. Это по литературе известно!" Регбист что-то мямлит, а Лёнька ему: "Азбуку надо учить, а не пузыри фраерные гнать!"
— Я не знал, что "жид" не оскорбление.
— Мы на вечера приглашали девиц из соседней женской школы. Тогда в Москве школы однополые были. С Лёнькой мы влюбились в Луизу. Втроем гуляли, а на вечерах ее все танцевать приглашали. Она играла на гитаре и пела по-французски и на английском. Лёнька не танцевал. Этот регбист от нее не отходит. Она стала отказываться, он ее за руку тянет. Лёнька подходит и так жестко ему: "Отвали". Регбист поднимает Лёньку и с силой — на пол. На следующий день регбисту — "темную". Отец его — к директрисе. Классного руководителя дергали. На следующий день штымпу — "темную" в усиленном варианте. Короче, убрали регбиста.
Дед поднял пустую бутылку:
— Неприлично! Разговор серьезный, а сопровождения нет. Как у вас, на генеральской службе?
— Повторение — мать учения, товарищ командующий!
Дед подошел к столу и поднял трубку:
— Дубль и на зуб, чтоб желудку помощь. Печень нельзя обижать!
— В каком году командующий закончил школу?
— В пятьдесят третьем. Знаменательный год: по Москве слухи, что всех евреев соберут и в вагонах, которые уже в Подмосковье стоят на запасных путях, повезут в Биробиджан. 13 января в "Правде" была публикация о врачах-убийцах5. Там почти одни евреи. Страшное время — сейчас я это понимаю, но тогда мы толком ничего не осознавали. А Лёнька черный ходил. Потом Сталин умер. Врачей выпустили… Берию арестовали… А ты сразу в военное училище?
— В шестьдесят третьем сначала в летное, а потом со второго курса по разнарядке спортсменов отбирали и переводили в воздушно-десантное.
Вошла секретарша, убрала пустую бутылку и поставила запечатанную:
— Заказала. Скоро горячее принесут.
— Тогда я уже кандидатскую защитил.
— Лёньке, видать, бог не только ум и характер дал, но и гены… Мы с ним два раза в гостях у Луизы были. По тем временам такого стола мало кто видел. Ее мать директором гастронома на углу Смоленки и Арбата работала, а за отцом "Волга" приезжала. Важный кабинет в московском горкоме занимал. Тут Лёнька собрался на Олимпиаду в МГУ по физике, а мы с Луизой вдвоем встретились. Грешным делом даже подумал, что мне повезло. А она мне: "Я все равно, хоть мои против, буду встречаться с Лёнькой, потому что он настоящий мужчина". Короче, я понял — у них по-взрослому. Экзамены выпускные. У Лёньки медаль золотая, а у меня с серединки на половину. Луиза в институт иностранных языков. Лёньку ни в МИФИ, ни в Физтех, ни в МГУ при всех регалиях и грамотах. Меня по списку от кафедры физвоспитания без вопросов в МВТУ. Лёньку взяли в Текстильный… Разбежались мы… Спорт, учеба. Вдруг мама мне говорит, что Лёнька и Луиза приглашают на свадьбу. Второй курс. На свадьбе отца Луизы нет, а Лёнька уже не Абрамович, а Абрамов. Встает один и произносит тост за мать Луизы. Мол, как повезло жениху с такой тещей, которая из одного Абрамовича семью Абрамовых сделала, в которой дети тоже Абрамовы будут.
— А почему они не взяли просто фамилию Луизы? Какая, кстати, она?..
— Волкова. Луиза настояла — мол, фамилию только мужа носить должна. Она своей матери разрешила убрать две последние буквы из Абрамовича ради детей. Я подошел к этому чмырю и молча — меж глаз! Милиция, но мать Луизы быстро уладила. Звонила кому-то из кабинета директора кафе.
— Жестко! А ведь время непростое было и схлопотать можно было по-взрослому.
— Ладно, завершим. Завтра жду Абрамова в третьем поколении… Вернусь с ним на полвека назад. Пока машина времени только назад, и то лишь в голове работает!
— Чтоб вперед, Мессинг нужен. Он Сталину сына Василия спас. Правда, потом его другие сгубили… А с Вангой легенд больше.
— Родители младшего Абрамова где?
— Уехали в Германию. Бабка внука не отдала. Сказала — сама в люди выведет и все ему оставит!
— Луизу только Лёнька мог удержать… Ты когда развелся?
— После госпиталя. Не всем лейтенантшам дано дослужиться до генеральш… Не будем об этом.
— Я с третьего раза. Настоящую жену мне супермаркет подарил… Мужик в винном отделе зацепил пятилитровую бутыль виски. Она на пол. Рядом молодуха с детской коляской. Он на нее: мол, аккуратнее надо. Та в слезы. Я это видел и ему молча — прямого. Он зацепил полку, оттуда еще пару бутылок на пол. Охрана. А женщина из персонала видела и объяснила. Короче, мы с ним пополам договорились — оба не в обиде. Спасительница вроде ничего! Понеслось и сложилось… Рецепт и на мне сработал. Если что, товарищ генерал, зови… Гарантия сто процентов!
— Патент надо брать и чтоб в ЗАГСе направление к штатному гаранту давали.
— У моей сестры была подруга Алла, единственная и поздняя дочь профессора урологии и директрисы музыкальной школы. К ним на чай ходит публика серьезная. Я тогда только защитился и вместе с мамой и сестрой был приглашен. Наверное, во мне путного жениха видели — будущий доктор, здоровье отменное. Но тут Алла встретила Колю. Парень из подмосковной деревни, вроде механик в совхозе. Ля мур в полном обоюдном согласии. Свадьба в какой-то заводской столовой. Директриса приводит оркестр из учеников. Понятно, что играют. Гостей с другой стороны предупредили, чтоб без деревенского шухера и мордобития. Они сидят тихо. Мы с урологом набрались. Я приметил симпатичную. Танцуем. Потом мне сестра сказала, что приличие не соблюдал. Подходит мужчина, тоже в градусе, и объявляет, что она его жена. Я ему вежливо советую подождать в коридоре. Барышня уходит. В коридоре мужик ждет. Схема простая. Но я в пределах… Жена его поднимает с пола. Деревенские улыбаются. Уролог спит за столом. Проходит полгода. Я возвращаюсь из командировки, дома сидят Алла, мама и Коля. Он улыбается. Оказывается, приехал он от своих деревенских с поклоном и наказом: "На две свадьбы черненького привезти. Готовы, мол, оплатить беспокойство деньгами или продуктами".
— Ну и сколько заработал?
— В командировку укатил опять. До сих пор жалею. Вторую профессию мог иметь. В трудные времена с продуктами проблем бы не было… А скольким бы путевку к золотой свадьбе выписывал.
— Как у Коли с Аллой сложилось?
— Сестра на крестины двух внучек и внука ездила. Еще ждут. Так что, если мысли есть… Правда, у меня нынче кондиции не те. Заранее предупреди, чтоб потренироваться успел.
Утром в холле, вытянув длинные ноги, сидел молодой человек. Он вскочил и стал по стойке "Смирно".
— Борис Абрамов, стало быть. Руку не оторви… Идем, расскажешь, зачем пришел.
Дед пропустил гостя вперед. Тот вошел в кабинет и остановился у двери.
— Когда бабушки не стало?
— Двадцать третьего января в прошлом году.
— Что случилось?
— Упала с лестницы. Перелом шейки бедра. Отказалась ехать в больницу. Я сиделку нанял. Она у нас жила.
— Родители твои приезжали?
— Вместе хоронили. Они через неделю уехали.
— Звали с собой?
— Я отказался.
— Расскажи о родителях.
— Мама в Казахстане окончила педагогический и работала преподавателем немецкого языка в школе. Она из немецких поселенцев, их в войну с Поволжья переселили. А отец филолог, кандидат наук по немецкой литературе. Они в Москве на курсах усовершенствования преподавателей познакомились.
— Четко излагаешь. По-немецки говоришь?
— Средне. Я с бабушкой по-английски и по-французски дома говорил.
— А что не поехал с родителями?
— Бабушка считала, что любой человек, в котором хоть четверть еврейской крови, не может жить в стране, устроившей Холокост.
— А что ж отец поехал?
— Он говорил, что надо прощать, если каются… Его пригласили как специалиста по Ремарку и Томасу Манну. Когда они собрались уезжать, бабушка приказала, чтоб внук с ней оставался.
— Деда помнишь?
— Не очень. Я маленький был, когда его не стало. Знаю, что он был доктор наук и профессор по станкам для текстильной промышленности с программным управлением и получил Ленинскую премию за разработку автоматизированной линии для производства материалов по заказу военных.
— Твой дед силач характером и интеллектом. У меня Государственная, а у него Ленинская, и какую жену у всех отхватил. Она за ним пошла бы в огонь и в воду, хотя ее родители против были. На могиле деда и бабушки часто бываешь?
— Каждый месяц. Я у бабушки с трех лет жил.
— Где похоронены?
— На Востряковском.
— Ну что ж, прямо сейчас и поедем. Готов?
— Готов. Цветы у входа всегда продают.
— Вниз спустись и чекушку в супермаркете купи. Знаешь, что это такое?
— Нет.
— Деньги есть?
— Есть.
— Четвертинку так в наше время называли. У входа жду через двадцать минут. Два бумажных стаканчика захвати. Секретарь номер машины скажет.
Через час они свернули с центральной аллеи. Чугунная высокая ограда, ухоженный цветник, в вазе еще не увядшие розы. На высокой гранитной плите два портрета в цветной эмали. Улыбающиеся молодые Луиза и Лёнька и надпись золотыми буквами "Ты только мой, я только твоя".
— Кто подпись и портреты заказывал?
— Бабушка. Я только потом последнюю дату заказал.
— Открывай чекушку и ровно пополам. Один раз нарушишь режим.
— Я не в режиме. Спортом надо заниматься серьезно.
— Правильно мыслишь. Жениться собираешься?
— Нет… Надо на ноги встать!
— И то правильно.
— Соберешься, скажешь. Секрет знаю, чтоб не вхолостую.
Они молча выпили.
— Завтра в восемь ко мне. Мне одному побыть надо. — Дед подозвал охранника, стоявшего под деревом на проходе. — Дай команду, чтоб до метро его подбросил.
Через неделю Дед, вылезая из джипа, увидел, как генерал подавал руку Лиде, которая приехала с ним утром на работу. Когда буфетчица принесла в кабинет микс, он подмигнул ей:
— Чего Лида не приходит? Дел, что ли, нет никаких?
— Занята, наверное. Сама, как всегда, справляется.
— Ну-ну!
Вошел Таранов. Они сели за столик и обсудили очередную "справдливую" схему. Обменялись традиционным рукопожатием и с воодушевлением исполнили куплет из "Первой перчатки". Дед спросил:
— Ну что, генерал, пора мне начать тренироваться? У меня спарринг-партнер серьезный образовался.
— Можно, — генеральские глаза светились.
— Гарантирую исполнение по топ-уровню. Отвечаю!.. Мою монографию по конверсии, между прочим, в полтыщи страниц и твердом переплете номинировали на госпремию. Так что придется тебе тоже гарантом мне на банкете ответить… Для верности, товарищ генерал, советую начать ходить на тренировки вместе со мной… Гарантии, естественно, по спорту!
Примечания:
1 Кинофильм "Александр Пархоменко" вышел в 1942 г. В ролях: Александр Хвыля, Пётр Алейников, Борис Чирков, Фаина Раневская, Николай Крючков. Режиссер Л. Луков, композитор Н. Богословский.
2 Б. П. Чирков (1901–82), актер и режиссер, народный артист СССР, Герой соцтруда (1975), создатель знаменитой роли большевика Максима в первой советской кинотрилогии (1934–37). Реж. Г. Козинцев и Л. Трауберг.
3 Фильм "Первая перчатка" вышел на экраны в 1946, реж. А. Фролов, в ролях — В. Володин, И. Переверзев, Н. Чередниченко, С. Блинников. Имел огромный успех.
4 Руководители особо важных предприятий в числе партийных, государственных деятелей, особо значимых ученых и т. д. получали так называемый "кремлёвский паек", куда входили отборные, проверенные медэкспертизой, дефицитные продукты. В специальных закрытых распределителях формировались "пайки" и отпускались по смехотворно низким ценам. Пайки были разной категории по номенклатуре продуктов, категория определяла статус получателя в государстве.
5 "Дело врачей-убийц" — одно из наиболее известных проявлений сталинского режима. Вопрос о преемнике и месте приближенных после ухода Вождя беспокоил его соратников и кремлёвские кланы. Особо остро развернулась борьба между Берией и Маленковым, с одной стороны, и министром госбезопасности Абакумовым, пользующимся расположением Вождя. У Абакумова был серьезный компромат на многих фигур высшего руководства, в том числе на Берию и Маленкова. Но в 1951 г. по обвинению в госизмене Абакумов был арестован и подвергся особо жестоким мерам физического воздействия, которые выдержал и не признал обвинений, в числе которых было обвинение в организации сионистского заговора. По письму врача-кардиолога Кремлёвской больницы Л. Тимошук, где регулярно проходили лечение руководители, было сфабриковано дело врачей. Тимошук обвинила своих коллег, в основном евреев, в сознательном искажении диагноза Жданова — ближайшего сподвижника Сталина, что и привело к смерти возможного преемника Великого Кормчего. В стране началась активная антисемитская кампания на всех уровнях. Под пытками арестованные, уже пожилые люди, признавались, что были агентами западных разведок и умышленно применяли заведомо неверные методики лечения. После смерти Сталина занявший лидирующее положение в руководстве Берия освободил врачей, сняв с них обвинения. Часть арестованных не выдержала пыток. Обвиненный в шпионаже Берия был арестован и расстрелян в 1953 г. А спустя год был расстрелян руководитель следствия по делу врачей подполковник Рюмин. Эта же учась постигла Абакумова, которого пришедший к власти Хрущёв не хотел оставлять в живых, ибо министр госбезопасности слишком много знал и о нем. Врач Тимошук была лишена награды (орден Ленина), но репрессиям не подверглась. Она умерла своей смертью в 1983 г. Ситуация с диагнозом Жданова с медицинской точки зрения была сложной. По-видимому, клубок интриг в Кремле в последние годы жизни Вождя и первые годы после его смерти придется распутывать еще долго… Этот период, как впрочем, и многие периоды советской эпохи — наша история, наша боль и наш кровавый опыт. Архивы еще не раскрыты до конца, а тех, кому это интересно и у кого болит сердце, остается все меньше. История так не любит раскрывать тайны, давая пищу для размышлений историкам, литераторам, художникам и политикам, принимающим решения. После приведения приговора в исполнение тело Берии было кремировано, а прах тайно развеян. По одной из версий, останки Абакумова с расстрельного полигона в Левашовской пустоши были перенесены в могилу его жены и сына, там же установлено надгробие с указанием даты рождения и смерти главного сталинского контрразведчика.
|
|