Литературные известия
Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»
Подписаться  

Главная

Издатель

Редакционный совет

Общественный совет

Редакция

О газете

О нас пишут

Свежий номер

Гвозди номера

Архив номеров

Новости

Видео

Реклама

Авторы

Лауреаты

Книжная серия

Обсуждаем книгу

Распространение

Подписка

Реклама в газете «Литературные известия»

Магазин


       

Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов




Гвозди номера № 36 (66), 2010 г.



Лара Моревски

"Афганская cага"

М.: Издательство "Вест-Консалтинг", 2010

Что бы подумал читатель, взяв книгу Лары Моревски впервые? Еще не читая, но рассматривая вблизи. Например, люди, которые покупают книги, чтобы расслабиться, погрузиться в центрифугу нехитрого сюжета с долей житейского априори, останутся удовлетворенными. Им будет достаточно сопоставить себя с любым из персонажей, фантазийно встать на его место. Они не станут заостряться на штампах и скупом торопливом описании, к примеру, любовной сцены в романе. Наоборот, штампы их только окрылят, подтолкнут "идти по сюжету" дальше. Другие, что привыкли к "щедрой литературе", наверняка отложат книгу. Замечу, что язык произведения Моревски прост, без завитушек. Он приближен к разговорной речи, как у Довлатова или современных детективщиц и романисток.

Далее хотел бы выстроить рецензию в форме "интервью с книгой" — верю, что отдельными "ответами" на мои вопросы автор себя защитит. Для этого буду использовать отрывки из книги Моревски, за счет чего читатель сможет составить первое впечатление и даже поспорить с критиком. Сам автор как нельзя кстати привнес в полотно дилогии "Афганская Сага" многочисленные отступления, где высказывает параллельно сюжету не то чтобы оценку сложившейся ситуации или поясняет, но так по-женски, по-матерински говорит о жизни. Отступления и послужат "ответами", сплетаясь в кольчугу.


Читая вашу книгу, выделил нить сюжета, прочную в своем мастерстве, если, сравнивать со всем произведением, как чем-то отдельным, вычленяя. Благодаря этой детали я продолжил чтение — меня не поволокло, но потянуло, зацепив. Это момент, где вы совершаете перемещение в своем повествовании от москвички Лизы к афганскому мальчику Азизу. Отрывок для меня очень ценный, так как написан настолько правдиво, что когда мальчик, после побега из школы муллы Гаджияра, уснул прямо на траве, он сам и его сон были осязаемы.

Книга написана. Хорошо ли, плохо — не мне судить. Но я не жалею, что написала книгу "про войну", хотя она не повернет вспять время…

Как автор, что вы находите в портрете маленького Азиза Фараха? Почему именно он – одно из звеньев избранной вами тематики?

…в детях, как в зеркале, наиболее точно отражается суть внутренней жизни любой нации. И хотя слабые голоса детей почти никогда не слышны среди взрослых, но "имеющий уши — да услышит…"! Впоследствии все произойдет по Чехову, который писал, что, если в первом акте на стене висит ружье, то в последнем оно должно выстрелить. Судьба афганского мальчика из Джангардари неминуемо пересечется с жизнью советских воинов и Лизы.

В "Афганской Саге" не всему веришь... Многое показалось натянутым и сыгранным. Хотя в тексте вы стараетесь свободно пользоваться терминологией; вплетаете жаргонизмы, профессионализмы, диалектизмы. Приближаете читателя к "реальнос-ти" персонажа. Вспоминается место, где Лиза сообщает матери о намерении ехать в Афганистан. Хотелось бы получить разъяснения, так как реакция матери — реакция чужого человека. Никакой экспрессии, никакого взрыва. Вы просто ограничили героя ответом, что звучит, как фразеологизм: "Мать пожалей. Одна ведь ты у меня…", — после чего мама Лизы "вышла из кухни". То есть удалилась, и никакого внимания к личным проблемам дочери! Или это сделано намерено: мать, как мачеха. Мне также вспоминается знакомство Лизы, уже в Афганистане, с другими "женщинами полка", чьи портреты "набросаны схематично, едва намеченными мазками". Эти персонажи прочитываются, как лишнее.

Отчасти напомнило "А зори здесь тихие" Васильева. В "Афганской Саге" есть женский персонаж по кличке Бронька, у Васильева еврейка Соня Гурвич. Их роднит "любовь к русскому поэтическому слову". Разница: Гурвич читает Блока, а Евгения Качинская (Бронька) Цветаеву. Только постоянные ссылки на Цветаеву у Качинской выглядят вульгарно и почти, как самоирония. Словно к этому человеческому образу поэзия пришита насильно. Как вы смотрите на такие противоречия?

Писать о войне трудно, женщине — особенно, но "самые славные деяния меркнут, если они не запечатлены в словах". Эта мысль Хорхе Луиса Борхеса, которую я вынесла в эпиграф первой книги дилогии, поддерживала меня, заставляя писать ска-зание о том, что "люди делают на войне, и что война делает с ними". Сильные парни, красивые девочки, много приключений… портреты набросаны схематично… Но это чисто внешние признаки. Что касается внутреннего состояния души, то любая женщина — это таинственная незнакомка, и чтобы узнать, а тем более понять женщину — надо ее даже не послушать, как советовал Оскар Уайльд — нет! Ее надо полюбить…

О любви написано и переписано с личными интерпретациями астрономическое число раз. Очередная книга вряд ли осветит неизведанный уголок. Но писатель всегда должен стараться лезть выше, на самую верхушку чего угодно. В вашей книге есть и своя романтика, и поэзия, но вместе и по отдельности они, если говорить о заразительности (вирусе), не встраиваются в мой ген. Не становятся частью меня, я не переживаю ни очищения через страдание, ни удовольствия эстетического плана. Конечно, вы ставили в обязанность внушить дыхание персонажам, но что-то пошло не так. И сегодня они и живые, и мертвые, и напуганные этим. Между первым и вторым читатель выбирает сам, и сквозь личный опыт.

Какой пленительный и неподвластный труд — описывать любовь! Возможно ли это — найти нужные слова? Даже отобранные "среди сора"… Любовь подвластна только музыке, ибо она — мелодия… Прекрасная мелодия, написанная для двоих… Ничего нового! Завязка многих сюжетов начинается с появления женщины. Многие считают, что все Love story похожи одна на другую. Это и верно, и ошибочно одновременно. Да, любовь вечна — это так! Но как особое состояние духа, таинство, стихия она непредсказуема, неуловима, неподражаема… К тому же, каждый раз свою историю пишут новые участники, новые влюбленные… Их личности наполняют сюжет романа своим смыслом… А если это учебник, то такой, который никого ничему не сможет научить… Если вы думаете иначе, и я вас не убедила, то закройте книгу…

Если говорить о драме и нагнетании в "Афганской Саге", то судьба летчика Брагина и Лизы предсказуема. Эта характеристика для меня была ожидаемой: современного читателя очень сложно запутать, постоянно интригуя. Время в "Афганской Саге" течет неровно. Пространство то расширяется, то внезапно сжимается до родинки на лице. Часто растрачиваясь на банальное и лежащее на поверхности, как десять копеек: "Мы приходим в этот мир не только радоваться, любить и наслаждаться, но и страдать", — автор не может себя зарекомендовать. Это похоже на подпись под тем, что вам не принадлежит, как, например, Пауло Коэльо и "его" "никогда не отказывайся от мечты" на подарочных чайных кружках. В итоге задам несколько коротеньких вопросов. Первый: вы бы рискнули переписать дилогию начисто, повернуть на крутом повороте назад, чтобы поднять уровень уже проделанной работы? Второй: основная мысль о любви, что хранит ваша книга?

Это непросто… не каждый рискнет… начать… заново, с чистого листа. Слабому — не дано… Но тот, кто отважится взорвать себя изнутри… обретает… новые неизведанные дороги. Не факт, что они будут усыпаны розами. Большой мир — это не только мир больших надежд, но и больших иллюзий… мир движется вокруг любви — и ось вращения приходится на сердце женщины…

Игорь ДУАРДОВИЧ



 
 




Яндекс.Метрика
      © Вест-Консалтинг 2008-2022 г.