Гвозди номера № 09 (161), 2018 г.

Все стихи без знаков препинания; уступка модной тенденции? Но нет, отсутствие пунктуации здесь необходимость — как оно необходимо и цветковскому поэтическому косноязычию (Запоева наверняка отталкивается от "автоматического письма" Цветкова). В них автор говорит о серьезных, даже о страшных вещах, во что бы то ни стало избегая явных драматических нот: только не пафос, только не крик, только не уступка депрессии! Запоева держится за иронию, за шутку, за насмешку, она нерушимо сохраняет бесстрастность; больше образов, больше спасительной "литературы", то есть — литературы как игры! (Недаром столько отсылок к классикам: "подожди поспишь и ты", "или ты приснилась мне", "есть у них особенная стать", "форель не разбивала лед" и так далее, — и даже детский "голубой вагон" встречаем, — все — в неожиданном контексте.) И еще — больше музыки! (В стихах упоминаются представители самых разных жанров: Эрик Долфи, Егор Летов, Янка Дягилева, группы "Джетро Талл", "Дорз", "Битлз", Бах и даже Пахмутова.) Возможно, музыкальные предпочтения немало повлияли на динамичный, звучный, раскованный характер стихов; кроме того — ведь "потому что кто поет/ невзаправду умирает". Запоева освобождает себя от точных рифм, опираясь на близкие созвучия; именно такое раскрепощение и позволяет ей находить все новые и новые оттенки смыслов, а находчивые диссонансные рифмы не дают ослабнуть нашему вниманию, теребя сознание ("очень"—"печень", "ужас"—"вынос" и тому подобные).
Автор ежеминутно воспринимает свою жизнь под знаком смерти, и это не культивирование чувства трагедии; а скорее культивирование жизни-как-песни, причем песни самозабвенной, песни, спетой с настроением — и даже с удовольствием; песни, которая может заставить и рассмеяться — смехом освобождающим, снимающим напряжение.

"Шерстяное одеяло" в этой строфе — не образ ли "укрытия" от жизни, в которой "нет ни счастья ни покоя" — и о которой через много лет этот самый ребенок, то есть уже взрослый человек, выскажется, словно усмехаясь тени Бродского: "что мне о ней сказать/ что оказалась злой", или — "что до жизни оказалась/ несвободна и тесна", и обрисует ее антураж:

В книге есть несколько стихотворений, посвященных поэту Владу Колчигину, в них настойчиво упоминается самолетик ("в небе бродит самолетик", "самолетики не мерзнут", "будь любим будь любым самолетик/ передумает небо чертить" (кстати, последняя цитата — пример, когда отсутствие пунктуации придает строкам дополнительный смысл). Возможно, самолетик — некий шифр, условный знак, понятный лишь двоим. А может, самолетик — образ человеческой жизни (или — беззащитного человека, брошенного в пространство жизни). "Бог наверное не видит/ самолетик заслоняет" — то есть самолетик заслоняет нас от Бога? Ни он нас не видит, ни мы его?

Лампочки обманка — свет, на который летит бабочка. Снег (он не раз встречается в стихах Запоевой) — холод. А в последнем стихотворении возникает художник, который "рисовал теплом" (тепло — тоже не частое, но настойчивое слово в стихах), а его ослик ходит рядом и "сторожит живых", сторожит тепло, — им же, художником, надышанное. Стихи Насти Запоевой — тоже надышанное тепло. Пока живешь и поешь — разве может тепло улетучиться? "Самолетики не мерзнут".