Литературные известия
Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»
Подписаться  

Главная

Издатель

Редакционный совет

Общественный совет

Редакция

О газете

О нас пишут

Свежий номер

Гвозди номера

Архив номеров

Новости

Видео

Реклама

Авторы

Лауреаты

Книжная серия

Обсуждаем книгу

Распространение

Подписка

Реклама в газете «Литературные известия»

Магазин


       

Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов




Гвозди номера № 08 (160), 2018 г.



Ольга МИХАЙЛОВА



ДВА РАССКАЗА



Ольга Михайлова — прозаик, поэт. Известна публикациями в журналах "Дети Ра", "Зинзивер", "Зарубежные записки", "Фото Travel", "Эгоист Generation" и газетах Linnaleht (Таллин), "Литературные известия", "Поэтоград". Она — автор нескольких книг. Живет и работает в Москве.



ЛЕТО НА СМОЛЕНЩИНЕ

В деревне Бор Починковского района Смоленской области всего несколько жилых домов — старики умирают, молодежь уезжает. Но было время, когда жизнь в деревне шла своим чередом и казалась такой же радостной, как луговые цветы и пестробокие коровушки.
В эту самобытную жизнь мы с отцом с жадностью погружались в летние месяцы. Подготовка начиналась загодя. Сначала мы собирали и отправляли родным посылку. Клали все, что не испортится в дороге: печенье, крупу, сгущенное молоко, чай, халву и конфеты. У нас в доме всегда были конфеты — бабушка работала на кондитерской фабрике "Рот Фронт". Но вот парадокс — к сладкому я не пристрастилась.
Две недели в настоящей деревне — вот это вылазка! Столько потом было разговоров и воспоминаний… И стоит порой открыть фотоальбом, черно-белые фотокарточки начинают свой рассказ.
Вот я обнимаю за шею кареглазую корову Пятешку, а вот на этом снимке я показываю кулак барану Борьке. А ему-то что — лоб вперед: "Отстань, видишь, какие у меня крутые рога". А здесь мы все заняты уборкой сена… Ой, а вот и отец — подхватил вилами добрый пук сена и шагает к сараю. Его любимый старенький "Зенит" я сохранила, но снимать им так и не научилась.
Что же еще происходило за этот недолгий отпуск отца и за мои такие сверхскоростные каникулы в деревне? Об этом я писала домой длинные и интересные, как отзывалась о них мама, отчеты. Я вообще любила писать, любила сам процесс описывания чего-либо.
В одном из писем я поделилась с мамой: "27 июля мы несколько раз ездили за сеном, обратно я ехала на возу". Вот так событие! Отец тоже добавил от себя: "Жратвы хватает — вчера зарезали барана". Будни деревенской жизни — у каждого свои насущные вопросы, заботы, мечты, наконец, окрашенные в соломенно-зеленые оттенки лета.
Помню печь. Мы забирались на ее теплую спину, промокнув под дождем. Почему промокали? Да не так просто было загнать нас домой. "Грейтесь, чтобы не захворать", — говорила баба Шура, папина тетка. Она была строгой и требовательной, настоящей хозяйкой, но и заботливой до невозможности. Когда в самую рань тебе суют под нос парное молоко… Нет, оно вкусное, просто не хотелось отпускать сон. Но начинался день, и он обещал быть добрым.
Дед Сергей, я звала его дедушкой, потому что он был добрым и умел улыбаться одними глазами, вернулся после Великой Отечественной войны инвалидом, но это ничуть не мешало ему управляться по хозяйству. Он держал пасеку, достаточную, чтобы угощать медом детей и взрослых, человек десять, которые сваливались старикам на шею, как правило, одновременно, и потом каждой семье еще с собой дать бидончик этого полезного лакомства. Несколько раз в неделю на его стареньком "запорожце" мы ездили в сельпо за хлебом. Набирали мешок буханок — нам кушать и скотину кормить. Такое маленькое путешествие вносило разнообразие в наши детские будни — все лучше, чем выполнять поручения взрослых. Этого никому не хотелось, поэтому мы часто спорили о том, кто на этот раз составит деду компанию. Как правило, умещались-утрамбовывались все пятеро.
Многие дворы держали скотину и, в соответствии с установившимся порядком, поочередно пасли коров и овец. Несмотря на ранние подъемы, мы с отцом запросто приобщились к этому занятию, потому что оно приносило нам удовольствие от проведенного на природе дня. В минуты, когда животные были увлечены пережевыванием травы, мы позволяли себе немного расслабиться — почитать или просто полежать в теньке, а то и вздремнуть. В такие моменты отец любил затянуть "Вы шумите, шумите надо мною березы". Когда я слышу теперь эту песню, перед глазами — деревенское лето — вольготное и почему-то скоротечное. Мальчишкой отец часто проводил лето у тетки, и деревенская работа не была для него в диковинку и тем более в тягость. Это мне приходилось погружаться в новую область знаний, например, учиться обращаться с кнутом. Особенно "весело" становилось, когда сбегала корова. Тут приходилось поработать отцу — он выдвигался на поиски пропавшей "бестии", которой обычно оказывалась наша Пятешка. Я оставалась присматривать за стадом и какое-то время пастушила в одиночестве.
В июле-августе начинался благодатный ягодный сезон — поспевала брусника, черника, голубика. Мы собирали полезные и вкусные ягоды в лесу и среди мягких хлюпающих кочек, поросших багульником. Иногда всей гурьбой мы ходили рыбачить на речушку, от которой, наверное, уже ничего не осталось. С каждым годом маленький ручеек зарастал травой, почва заболачивалась. Но пока в ручейке теплилась жизнь, мы находили в нем то, что нравилось рыбам — ручейника. Около небольшой плотины, откуда стартовал ручеек, местные мальчишки соорудили мини-купальню. Тут же рядом под бетонными плитами они искали пиявок, которых я немного боялась, но купалась вместе со всеми, не подавая вида. По другую сторону плотины образовался приличный такой водоем — настоящий пруд. Туда с местной фермы пригоняли на водопой скот, поэтому берега всегда были затоптаны. Там никто не купался, зато рыба ловилась! Мне нравились наши самодельные недлинные удочки, отец с дедом делали, и без улова мы никогда не возвращались, доставалось даже кошкам.
В окрестностях деревни нам нередко попадались находки времен Великой Отечественной войны. Оно и понятно — деревня была оккупирована немцами. В лесах Смоленщины и по сей день находят страшные отголоски войны. Отец рассказывал, что случались и неразорвавшиеся мины! Кое-что из найденного мы умудрились привезти домой: бронебойный снаряд (без сердечника, конечно) и артиллерийскую латунную гильзу с клеймом веймарского орла на днище, — в общем, целая эпопея!
Помню заготовку березовых веников для бани, ведь баня в деревнях, как известно, ритуал особый. Дед запрягал лошадь, и кто-то из нас обязательно ехал с ним. Мы рядком усаживались на телегу и всю дорогу болтали ногами. А вот обратно мы уже шли рядом, так как вместо нас на телеге расположились только что срезанные ароматные березовые ветки.
Но больше всего полюбилась мне пора сенокоса, в котором участвовали все — от мала до велика. Мужчины уходили косить, когда трава умывалась росой. Дальше за работу принимались женщины: мы граблями разбрасывали ровные проборы травы для просушки. Потом эти обветренные полоски переворачивались и сушились еще какое-то время. Иногда перед надвигающимся в темно-серой грозовой туче дождем приходилось в спешном порядке убирать сено в копешки, а потом, когда земля хорошенько просыхала, "трясти копешки", чтобы сено досушилось.
Другая история о том, как соседский петух повадился к нам за иргой. Мы встречались с ним у забора, за которым и росло деревце. Стоило мне там оказаться, и петух тут как тут. Кину ему несколько ягод, а он уже все склевал, но не уходит, ждет. Как и я, он, казалось, не мог насытиться темно-синими и фиолетово-бордовыми плодами этого полнокровного плодового растения — такая ягода вкусно-сладкая, сладко-вкусная, медовая. Мало-помалу приучила его — возьму горсточку ягод и подманиваю, а он несется со всех своих длинных ног. Видный петух был — перья белые, гребень листовидный, яркий. Так и дружили, пока не приходила пора мне уезжать. На следующий год все повторялось — петушок все помнил. Потом я как-то пропустила свое лето в деревне, а потом и он… Осталась фотография — она напоминает о нашей дружбе.
Порой нас с отцом тянуло "на свободу" и на велосипедах мы могли уехать достаточно далеко от нашей деревни. Над полями в поисках полевок кружил хищник. Тропки меж хлебосольных полей перебивали одна другую, петляли, как зайцы-русаки. Наши велосипеды ворчали, когда нам приходилось подниматься на пригорок, а потом весело мчались под горку. Ох и впечатляли эти свистящие от ветра спуски! Педали крутились сами по себе — никаких усилий, главное руль не отпускать! Помню, вдруг из-за очередного пригорка перед нами возник, расстелился вытканный небесным цветом ковер — это голубел лен. Бросив велосипед, я неслась к этим нежным цветам. Тонюсенькие стебельки ласково касались ног, тянулись и отпечатывались на юбке голубым принтом. Я окуналась в льняное цветение неба… Нигде впоследствии я не видела такой красоты…



КЛЯКСА

Тень легла на стену дома неаккуратно — плюхнулась, как пришлось.
– Настоящая клякса, — пробурчал себе под нос профессор.
Усы были солидарны со своим хозяином — топорщились и возмущались.
– Сколько таких клякс в тетрадях моих балбесов! — сокрушался он. — Но как она забралась туда и почему до сих пор не шлепнулась?
Да, похоже, мысли завели его в какую-то неизведанную сторону.
– Тьфу, сдалась мне эта клякса, — сказал вслух профессор, топнув ногой. Он завелся не на шутку.
А клякса, т. е. все-таки тень, чуток расстроилась.
– Ну ничего общего с этой замарашкой, — потянулась она и теперь действительно стала похожа… на размазанную нерадивым учеником кляксу.
– Точно птица раскинула крылья, — указал на тень прохожий, будущий орнитолог.
– Тебе везде мерещатся твои птицы, — отозвался его друг, даже не взглянув на тень. Он не был орнитологом.
Солнце прищурилось: "Сколько внимания одной тени. А ведь все от меня зависит". Оно решило понаблюдать, чем дело кончится.
– Какая причудливая форма, сколько оттенков черного! — воскликнул художник и стал водить в воздухе рукой, будто воспроизводил увиденное на холсте.
– Оказывается, и у черноты есть оттенки, — хмыкнуло солнце.
– Такого цветка я не помню, — ботаник безуспешно ворошил память. — Чернильный цвет лепестков, неестественно выгнутые чашелистики — какой-то новый вид?
Он постоял еще несколько минут и, неудовлетворенный тем, что не нашел ответ, побрел по своим делам. Его опущенная к груди голова свидетельствовала — он глубоко удручен. Теперь молодой ученый отправится на поиски растения, но его усилия не принесут никаких результатов — природа такого еще не создала.
– Жаль его, диссертация накроется, — отметило солнце. Оно иногда проявляло заботу и внимание к людям, и сейчас был такой момент.
– Взгляни, мой друг, на этот дивный образ! В нем столько вдохновения для ума! — возликовал начинающий поэт и принялся что-то строчить в блокноте.
– О, вдохновение поймал, — хихикнуло солнце и зевнуло.
Запад натягивал на себя розово-оранжевый палантин — то ли фламинго пролетели, то ли иволга и снегирь полюбили друг друга…
Тень вытягивалась и деформировалась, теряя очертания птицы, цветка, кляксы, еще чего-то, что могли разглядеть в ней прохожие. Она становилась невыразительным пятном, таким, какое остается, когда в самый неподходящий момент заканчивается краска. Солнце затерялось за стоящими бок о бок зданиями. Пятно потускнело и больше не привлекало внимания. Кто-нибудь видел тень?

Фото О. Михайловой



 
 




Яндекс.Метрика
      © Вест-Консалтинг 2008-2022 г.