Гвозди номера № 07 (159), 2018 г.

Писатель Алексей Юрьев — человек высокообразованный и скромный, что в наше время большая редкость. В своей новой книге автор не претендует на исчерпывающую истину, более того, в предисловии он называет только что вышедший сборник эссе "частицей многократного эха, то есть того, что не раз прозвучало в пространстве и времени". Что ж, все правильно: на свете не существует абсолютно оригинальных произведений. Как известно, история имеет свойство повторяться, а вся прозаическая художественная литература, если обобщать, сводится всего к четырем сюжетам. Не ставя себя в центр внимания, автор, следуя канонам жанра эссе, излагает в книге свои индивидуальные соображения и впечатления по конкретным поводам: "Банальность — родная сестра мудрости или оборотная ее сторона".
Малоформатные тексты, по манере изложения родственные отрывкам из личного дневника, разбиты на несколько тем. Автор рассуждает о мире, о политике, о поэзии, наконец, о женщинах. Афористичность стиля роднит эту книгу с "Максимами" Ларошфуко. Так же, как забава с парадоксами привносит в серьезную моралистическую интенцию автора "Максим" дух веселого, непосредственного отношения к жизни, так и Алексей Юрьев излагает свои наблюдения о жизни доброжелательно, как бы посмеиваясь: все это, мол, банальности.
Что же такое Абсолют? Словарь дает такое определение: "религиозно-философская категория, использующаяся в христианской философии и христианском богословии для обозначения совершенного нетварного Божественного бытия, противоположного относительному тварному бытию". То есть это понятие "обнимает" все три потока времени: прошлое, настоящее и будущее.
Алексей Юрьев, будучи материалистом, трактует это понятие следующим образом: Абсолют — Время — Великая Банальность. Он неоднократно подчеркивает: в книге не встретишь великих открытий — ни в области далекого прошлого, ни в области фантазий по поводу неопределенного будущего. Тем не менее, свежесть формы и красота языка, а также содержательность, сопоставимая с глубиной философского трактата, делает авторские высказывания удивительно насыщенными: "Свежий ветер перемен не только уничтожает или уносит мусор прошлого, сколько перекладывает его на другое место, этот ветер — не дворник".
Диалог с читателем проходит в свободной, непринужденной форме, что характерно для жанра эссеистической прозы. Отсутствие фабулы и малая форма, в свою очередь, усиливают афористичность текста. Краткость, сжатость высказываний автора делают их легкозапоминаемыми и очень удобными для цитирования: "Старая пословица на советский лад: слово как воробей, оно-то вылетит, а поймают и посадят тебя".
Абсолют — это то, что является пределом устремлений, но в действительности достигнуто быть не может по причине недостаточности, ущербности, несовершенства реальных средств. Поскольку максимум недостижим, реальный человек всегда остается в состоянии неудовлетворенности, пропасти, лежащей между абстрактным и конкретным. Этот разрыв весьма тяжело переживают творческие люди. Например, поэты: "Поэтами становятся люди, которым не только не дали выговориться, но и заставляли внимать бесконечной чепухе общественной и пошлости обыденной жизни".
Поразительно точное наблюдение! Вот вам еще одно доказательство, что люди веками не меняются. Внутри их те же нравственные вопросы, проблемы. И если Пушкин писал, что он "чувства добрые лирой пробуждал", то воскреснуть они могли только у тех, в ком изначально были. А научить негодяя быть добрым не в состоянии даже "солнце русской поэзии". Неспроста эпиграфом к стихотворению "Поэт и толпа" сделалось латинское изречение "Procul este, profani" ("Прочь, непосвященные"). Ведь поэзия — удел избранных.
О поэзии, с которой неразрывно связана его жизнь, автор говорит особенно горячо: "Страстность — лучшая черта поэтического таланта: если угодно, это его душа". А правда ведь! Если нет в характере страсти, человек обрекает свои зарифмованные произведения на медленную смерть. Он в лучшем случае — рифмовальщик. Текстовик. Но поэтом его назвать трудно. Возможно, его приятно читать, но отсутствие страсти нельзя скомпенсировать ни богатством словарного запаса, ни четкостью формы.
Более развернутые наблюдения автора носят характер дневниковой записи: "Цитата из реальной жизни: умер муж, и на помине в сороковой день вдова говорит, обращаясь к покойному: “Ну, Колька, я сделала для тебя все, что могла. Дальше уж ты сам пробирайся!” Пробираться и по жизни было для него делом привычным". "Хищный" глазомер Алексея Юрьева проникает глубоко в происходящее и показывает парадоксальную суть нашей суетной жизни. Логически парадоксы земного существования кажутся непостижимыми, но вместе с тем они весьма правдивы.
Художественная ценность произведения очевидна, ибо только острый ум, помноженный на литературный талант, способен создать такую строку: "Явление красоты разрывает обыденность — это и есть счастье". Скупая форма, скрывающая в себе глубокое философское содержание, универсализм психологических обобщений, уважительное отношение к читателю делают книгу Алексея Юрьева достойной быть прочитанной от корки до корки.