Литературные известия
Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»
Подписаться  

Главная

Издатель

Редакционный совет

Общественный совет

Редакция

О газете

О нас пишут

Свежий номер

Гвозди номера

Архив номеров

Новости

Видео

Реклама

Авторы

Лауреаты

Книжная серия

Обсуждаем книгу

Распространение

Подписка

Реклама в газете «Литературные известия»

Магазин


       

Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов




Гвозди номера № 25 (55), 2010 г.



Сергей СТРОКАНЬ

Что можно?

* * *

Что можно выпытать у сморщенной осины?
Грызя безвкусный карандаш, за прядью прядь я
раскрепощал волокна древесины —
И расщепил волокна восприятья.
Кровь буксовала в колее венозной —
Я мучил дерево, забывшее о росте,
в азарте творчества в язык вогнав занозу,
я лепетал в непомнящем родства юродстве.
И в святотатстве тайну Троицы разъял
на уравнение из икса игрека и зета,
расстроил все. Шел дождь. Базар, вокзал?
Мир распадался, как намокшая газета,
на грязный колос, вымученный средней полосой,
и гамму вишен, замороженную в Польше,
на музыку — и грубую фасоль,
на я и мы, на до-ре-ми, на до и после.
И там, где до — мы наш мы новый… мир рабов,
и ножницы губительного теста,
И нет, не кроткая — вульгарная любовь
в татуировке напечатанного текста.
А там, где после — впрочем, все одно,
мы рождены, граница на запоре,
и вместо образа — холодное окно,
шагнешь в него — очнешься в диком поле.
Здесь пред тобой — будь ты хоть праведник,
хоть блудный сын,
все те же — камень, троепутье, лес и дебри,
и одинокий пахарь вбит, как клин,
меж двух миров, меж двух морей враждебных.
И вот стою в разрывах борозды,
и вижу почвы черные увечья…
Кто наизнанку вывернул пласты?
Кость лошади... А может — человечья?

1991

* * *

Дети подземелья смотрят в книжки
с ужасами Роджера Желязны.
Вон рублишко упорхнул, как воробьишко —
Серый, легкокрылый, грязный-грязный.
Мчащий по проспекту "шевроле"
притормаживает возле "Праги",
и медлительно, как будто сотню лет,
скрипка в мраморном играет саркофаге.
Льдом, как долларом, хрустящая рука…
Зиму русскую с американскою вдовою
впору сравнивать. Стоит Москва-река,
поперхнувшись собственной водою.
Расклевав небесное зерно,
жизнь жар-птица вырвалась из клетки
и влетела в сумрак казино,
Где уже запущена рулетка.
Головокружение, мигрень,
и от снега — легкая оскома.
Скоро, очень скоро будет день…
Но когда, когда же? —
Скоро, скоро…
Размагниченному слову все трудней
прежнее удерживать значенье,
глубоко, почти на самом дне,
бьется незамерзшее теченье.

1995

* * *

В летейских каплях, в ледяной росе,
в разлете позолоченной равнины
сидят старухи на обочине шоссе,
у гроба августа поставив георгины.
Их губы небу отвечают — "Да",
когда по трассе мчит мертвец на "вольво".
Пурпурным трауром обита пустота
Лесов Империи. И ежишься невольно.
Холодный блеск своих календ даря,
нам шепчет время, как апостол Павел,
что август — не сегмент календаря,
нет, август — это тот, кто нами правил.
Одним его оплакивать. Другим
перенестись в загробный мир неона,
где в алом небе замерзает гимн
богам стеклянного игрушечного пантеона.
Но ты не в силах выбирать одно их двух,
и свой дневник захлопнешь, словно святцы,
как влажный лист, прилипший к ребрам дух
не может, опрокинувшись, сорваться
и лечь на кладбище листы, накрыв отцов,
он вьется над землей, на вихрь наверчен,
и будоражит августовских мертвецов.
Проходит вечер.

1994

Реквием

Oсень — с водою разлитой, с дорогой разбитой,
Медленный шаг по земле — беспощадной, открытой.

Солнце и жижа. Ливень и тленье лиственной меди.
Буря. Смешенье червонного с черным. Жизни и смерти.

Солнце — пропало. Листья — сорвало. Ствол — надломило.
Старшего в доме подняли мы над растерянным миром.

В голое время, текущее черной землею,
К пропасти черной он подплывает красной ладьею.

Эта исчезнет ладья, будет нигде — и над нами,
так же и предки, закончив труды, уходили ладьями.

Где они нынче, в каких измереньях гуляет их сила?
Черная пропасть следы растворила, нас не спросила.

Черная пропасть и черная память, бредущая степью,
Соединятся, станут густою черною нефтью.

Черным терпением пласт под ногами нальется,
искры дождется — нефтью взорвется. Земля содрогнется.

1984

* * *

Вновь о прахе, о звезде, о прочем,
Пусть сверчки растащат свист Улисса
По укромным уголкам купальской ночи,
Видишь — кладбище фосфоресцирует у леса.
Светляков зигзаги — некуда деваться им,
все же время — сплошь из ярких точек,
свет мощей — и сноп незримой радиации,
и за хатой Стикс — но где источник
первоцвета, сросшегося с паром,
папоротник ворошу зачем я
увлекаем светородным даром
в поле гибельного излученья?
Надо мной кричит ночная птаха,
Что в болоте жаба тяжело долдонит? —
Продержись, и горстку собственного праха
До рассвета взвесишь на ладони.

1991

Рыбы

Я видел камни, что хранят равнине верность
с мечтою тайною тиски земли разжать.
Как рыбы, что всплывают на поверхность,
из красных глин они выходят подышать.

И ртами тянутся навстречу небосводу,
пытаясь превозмочь судьбу камней,
пусть не дано им пересилить несвободу,
вмурованным в сухое русло дней.

Не для аквариумов новорусских парков,
не для карьеров дореформенной воды.
они торчат, как остовы музейных карпов,
блестя узорами чешуйчатой слюды.

Но плавники, слоистый грунт листая,
не ведают, что все это впустую,
что кремня обессилевшая стая
не сможет вечность переплыть густую.

Так степь, что выдыхает вместе с нами,
не отделяя кислорода от азота,
подводит нас с рыбоподобными камнями
под общий знаменатель горизонта.

2009

Бремя года

Зима подбирается тихо к леску оробелому,
И к водам немым, и к посланию, в них заключенному,
И все, что до этого было написано черным по белому,
Вот-вот декабрем будет здесь переписано белым по черному.

Бессмысленный лист зацепился за ветку подобьем брелока,
Но ключ от небесной калитки — в крапиве у церкви,
И сникший простор, что лежит в неудобной берлоге,
Пред новой реальностью ждет неизбежной уценки.

Ворону спугнешь — и вся стая уносится в пропасть,
Как черные хлопья распавшегося мироздания
Под сонным Ногинском,
Но это уже не Московская область —
Височная область, твоя пограничная область сознанья.

Есть выбор такой — подчиниться, как зомби, дорожному знаку
И двигаться к лету, когда выгорает глазная сетчатка,
Но только пока снег не тронул земную изнанку, —
Ступай — не ступай — не оставишь на ней отпечатка.

Поэтому лучше ковать себе имя в ледовой стране,
И вымарать осень, что в сгнивших растениях скисла,
Где холод предзимья твердеет внутри и вовне
И не оставляет пространства для прежнего смысла.

2010



 
 




Яндекс.Метрика
      © Вест-Консалтинг 2008-2022 г.