Гвозди номера № 09 (149), 2017 г.

Тридцать третья книга поэтической серии Библиотека журнала "Дети Ра" получилась по-осеннему задумчивой и возвышенно-меланхоличной. К теме жизни и смерти обращались разные авторы, да и о скоротечности земного существования размышляли многие из великих. Стихи же тверского поэта Станислава Михни можно сопоставить со стихотворениями Есенина (скажем, в цитируемом далее тексте явственно слышится перекличка с бессмертным "...и журавли печально пролетая…"):

В одном из интервью автор признается: "Не люблю навязывать себя миру". Действительно, он старается наблюдать за жизнью отстраненно, но, следуя есенинской традиции, не может сделать своего героя бесстрастным: ему свойственны та же любовь к среднерусской природе, тот же лиризм и трепетное отношение к малой родине:

Герой чувствует себя единым с этим захолустьем. И не только с ним, но, как выразился Николай Рубцов, "с каждою русской избою". Из текста не следует, что человек появился в родных краях. Село-то "безвестное". А домик — "соседский". Вряд ли это оговорка: скорее всего, герой приезжает в село рано утром и проводит там достаточно много времени ("солнце сонное стынет весь день…"), за день успевает сродниться с этими заброшенными местами… Мало кто из нас рискнет так далеко забраться в глубинку. Некогда, незачем, времени нет. А поэт во время такой "вылазки" может создать не одно стихотворение. Кстати, автор иногда отступает от правил канонического стихосложения. Например, среди коротких, певучих строк вдруг возникнет и торчащим гвоздем уколет знакомая современная интонация:

А здесь, весьма неожиданно, Михня подхватывает голос другого одиночества. Длинная строка, "фирменный" анжамбеман Бродского, и тоска — родственная ему, тягучая, глухая. Сломать строку еще хватает сил, а что-то всерьез менять — нет желания. Сознание лирического героя охватывает две крайности — и суету, и безразличное отношение к жизни, вплоть до слияния их друг с другом по принципу сообщающихся сосудов.
И все же поэт предпочитает высказываться просто. У него классические стихи, без эпатажа и формальных экспериментов. Перед лицом эфемерности и неустойчивости личного существования человек гол как сокол. Просто неоткуда взяться вычурным образам, и автор вынужден говорить тихо:

Обратите внимание: в приведенном выше коротком стихотворении поэт обращается как бы к читателю, во втором лице. Однако непосредственное обращение отсутствует. Он транслирует ощущения одиночества, но неохотно говорит о своих чувствах. Заменяя рассказ о себе рассказом о "тебе", автор боится признаться в собственных тщетных надеждах. Этот прием выдает с головой сверхтонкую душевную организацию автора. Говоря "ждешь ты", поэт вынуждает нас принимать эти чувства. С одной стороны — страх, с другой стороны — вызов. Я, например, не жду ничего от осеннего тепла, оно меня раздражает, потому что я люблю грустить, глядя на моросящий сентябрьский дождь. Прием нехитрый, но распознаешь его не сразу, при повторном прочтении. А дальше у читателя большой выбор — согласиться, отстраниться, попытаться вжиться в шкуру лирического героя или остаться при своем. То, что этот психологический трюк использован в завершающем стихотворении, говорит о многом, но прежде всего — о силе чувств, испытываемых лирическим героем.  Станиславу Михне есть что сказать, и очень хочется, чтобы его герой говорил отныне в полный голос: "я чувствую", "я мыслю", "я существую".