|
|
Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов
|
Гвозди номера № 21 (51), 2010 г.
Алексей ТКАЧЕНКО-ГАСТЕВ
Непроглядная даль
* * *
Когда мне не хватает слов,
я пью бальзам ключиц еловых.
Твои глаза в зарницах снов
горят и просят песен новых.
Пусть неумелый разговор
мерцает при свечах неверных.
От крыльев крашеных, фанерных
пусть тени вяжут свой узор.
Я — весь иссохший рыбий мех,
дар истуканов мертвой веры.
Вдохни в мой прах свой звонкий смех —
пусть полыхает склад фанеры!
Вот — ключ к ларцу моей мечты,
ты в нем увидишь самоцветы.
В них храбрый принц медовым летом
смеясь, вонзит свои персты...
1997
Рождество
Я стою и ловлю хлопья белого снега,
что летят от ее белых ног.
Это так непонятно:
в этих хлопьях сегодня рождается Бог.
Как легко ей бежится!
Ведь там, за углом горизонта,
ее снова, дождавшись, подхватят
умелые руки.
Ну а я так и буду стоять и молчать,
ослепленный пургой новой веры.
Новый год и его новорожденный бог
вслед за старшими братьями мчатся
на огненных лыжах.
И я буду все так же лелеять их след,
и я буду все так же один.
1997
* * *
Я узнал тебя только тогда, когда пыль Петрограда
черной радугой красила яблоки Летнего сада,
и лукавый закат, зеленея от изнеможенья,
в тусклом небе чертил городских небылиц отраженья.
Непроглядная даль мне сулила то чагу, то клевер.
Отрывной календарь указал дорогу на север.
Я узнал твой дворец по рисунку в потрепанном свитке —
между масляных пятен и дыр, что проели улитки.
Мне казалось — он близок, но вместе с чертой горизонта
он бежал от меня, утопая в следах мастодонта,
а когда я дошел и уткнулся в родные перила,
ты ждала у окна и из веток постель мне стелила.
И во сне, как воровка, под фартуком спрятав морковь,
в мое сердце неслышной походкой закралась любовь.
1998
* * *
в их приторном дыму,
растет зеленый лук,
сын пасмурных широт.
Средь бабочек и пчел,
лиловым цветом рдясь,
он варит свой нектар,
ядреный, терпкий, злой.
Скажите, как понять
беспечной пчелке рощ
хмельную горечь грез
его лиловых глаз?
Скажите, как ему
в беспечной пчелке рощ
узреть мечту и боль
своих седых корней?
Желтеет горький лук,
роняет едкий сок,
надменно вперив ввысь
косой лиловый глаз.
Желтеет горький лук
в тени фруктовых рощ,
где в каждой ветке — рой,
где в каждой пчелке — рай.
1998
По мотивам Гессе
В лютый мороз и в палящий зной
ходит по свету один
в нищенском платье, босой и хромой
моей матери блудный сын.
Там, где под небом поет река,
между луной и землей
сын человечий среди тростника
ищет дорогу домой.
1993, 1998
Старая Ладога
Холодный вихрь над старой Ладогой
повеял пижмой и полынью,
рябиновой корой и радугой,
и млечною речною синью.
Я шел по каменному берегу,
вдыхая ветер грудью полной,
а старый Волхов нес размеренно
свои предательские волны.
Седой курган стоял, ссутулившись,
как витязь, побежденный временем,
и церкви белые, задумавшись,
хранили пасмурное бдение.
И все, что многолетней стужею
в душе промерзшей зря таилось,
на волю вырвалось, разбужено
одним рябиновым порывом.
И все, о чем боялся думать я,
и лишь ночами тяжко грезил,
уже стояло над курганами
тягучей правдой древней песни.
Но в чистом небе сталь жестокая
незримо простирала руки,
зовя меня туда, где властвуют
чужие запахи и звуки.
Что сделала со мною Ладога?
Я знал: чуть станет ночь длиннее,
мне снова — в край бесцветной радугой —
надежды горькие лелеять.
Так пусть меня во внешнем холоде
напрасно ждет постылый жребий.
Пусть пропадет синица в золоте.
Я — полечу за той, что в небе.
1997
* * *
Пусть льется воск на саван мертвеца,
пусть дождь стекает струйкой мне за ворот.
Скупая нежность твоего лица
напомнит мне, как вкрадчив лютый холод.
Тщетна весна в кленовых городах.
Итог моих терзаний прост и близок:
безмолвный правнук в озаренных бездной снах
бесстрастно жжет сундук моих записок.
1998
* * *
А.С.
Богатырей волнующие плечи
вплывут, как свечи, в мир твоих теней.
Кнутом и пряником следы картечи
в шатрах залечит строгий Гименей.
Твой новый друг на языке разбоя
тебя уверит в том, о чем я робко пел.
Я вновь пройду неузнанный тобою
рядами сношенных тобою душ и тел.
1998
* * *
По вечерам я творю чудеса —
ветхою тросточкой, красною звездочкой.
Пятится в небо седая роса,
катятся прочь пионерские косточки.
Ветка пространства упала вовне.
Каждое слово умыто закатом.
Ночь повернулась в профиль ко мне —
профиль дрожит на ветру виновато...
1998
* * *
Гибель духа — духота,
если продолжить логический ряд, начатый Хармсом.
Сегодня утром в поезде я услышал,
как душа задохнулась вдохом дешевых духов.
1998
|
|