|
|
Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов
|
Гвозди номера № 02 (142), 2017 г.
Александр ПЕТРУШКИН
МЕСТО МОЛИТВЫ
Александр Петрушкин — поэт, организатор литературного процесса. Родился в Челябинске, жил в Озерске, Лесном, Екатеринбурге. Учредитель и издатель нескольких антологий, книжных серий, альманахов и журналов. Куратор литературных премий, фестивалей и семинаров. Лауреат нескольких литературных конкурсов. Организатор и куратор литературного портала "Мегалит". Член Союза писателей ХХI века. Живет в г. Кыштым.
* * *
Хор разгорится, как будто пчела свет ужалит, жалея —
прежде была слепота или яблок жужжащий
звук — тот, который на тьме, в белый свет индевея,
преображался в предметы, как линза нестрашный.
В нем молоко проливалось и хлеб был уловлен:
хруст — это корка поспелой воды,
и — за льдом скрытой — рыбы —
что теперь скажешь, от звука отпавший обломок? —
если предметы не вечны, а звук раздробился,
словно его монолит стал замерзшей рябины
ягодой, множеством, эхом, невнятицей чисел,
то есть падением, вектором света в Харибды
черной воронке, которою ты защитился
там где пчела, полосатая сота из звука,
в центр лабиринта летит сквозь промокший
свет яблонь —
тронешь ее, а точнее — остаток полета,
в хворосте хора горящий, и — в колыбель ее ляжешь.
* * *
Пред ним здесь каждый одинок —
сиротский воротник
подняв. По воздуху плывет,
как сон, его плавник,
его дыхание, его
дрожащий поплавок,
и чайка что поднимет ввысь
то небо, что легко
в своих разрывах, и в пальто
похожем на меня —
стоящего, как соловей
на животе огня,
в котором, скоро замолчав,
откину шкуру я —
теперь совсем не одинок,
как капелька дождя.
* * *
Тело подходит к воде — словно отец с поученьем,
но отражения нет — впрочем, нет и мученья.
Что там за телом горит? Что говорит, как сухара,
с той и другой стороны этой воды, что есть жало
или холодный ответ для заходящего в воды
тела, которое снег, память, охапки дыханья,
хвороста тронутый шум, дыма гляделки и прятки,
гумос для ангельских труб, что вырастают вкруг лесом,
гимнами, прялкой пустой, паром февральским, паромом,
что стрекозою густой его провожает до дома.
Освобождаясь, когда кончено всяко ученье,
тело подходит к воде, себя ощущая, как жженье.
ЭЛЕГИЯ
Замерзший в цокоте копыт —
красивый этот свет горит
и поднимается в дыханье
из удивленных лошадей,
испить его сюда пришедших
из водяных своих корней.
И лошади шуршат за светом,
где в незнакомых голосах
растет тростник до низа сверху
в потрескавшихся их губах,
где птица в клетке или галька
по-человечески поют —
посмотрят в свет, затем согреют,
потом испьют.
* * *
Дух летит, не поспешая,
между стрелок снегопада
часовых — как будто края
ни ему, ни мне не надо.
Вздрогнут краешки у неба —
все опять начнется снова:
снег и небо, день чудесный,
лошадь, что идет, как слово.
Здравствуй, друг мой косолапый —
ты достанешь легкой лапой
рыбу, нитку дымовую, лед
прозрачный, как январь.
Подыши со мною рядом:
надорви меня по раю:
снег не прерван, обозначен —
словно небом тишина.
СЛЕДЫ
Возлюби Господа, как будто он — человек:
утром встает с тобою — тебя из-под век
рассматривает так, как будто воскрес он, и в первый раз
ощупывает мир, как одного из нас,
будто Господь твой — это юла. А еще точней —
остаток ее спирали, пружинка в часах, кукушонок в окне,
звук этот всегалдящий, молчание, темнота,
остающаяся после тебя, как окно, пустота,
место молитвы, стоящее на словах, циркуль из взгляда,
очеркивающего тебя, повторяющее тебя почти наизусть,
из тебя вырастающее в свой рай, как из почвы куст,
из куста — огонь, из огня — вода, из воды —
жажда второго, то есть воды следы.
* * *
Карта перевернутая ночи
корчит человека у реки —
спицы из шмелей скрывают плечи
велосипедистов, что легки.
Там и видишь, как в гало и мраке
едут бесконечный марафон
два гонца навстречу этой карте,
что и мы с тобой перевернем,
переврем, поскольку так и надо,
если жалит шмель, как звуки спиц —
слушай, слушай — смертоносно жало
у велосипедов и их птиц.
* Иллюстрации:
Семён Павлов, Виктор Пальмов
и Александр Богомазов
|
|