Литературные известия
Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»
Подписаться  

Главная

Издатель

Редакционный совет

Общественный совет

Редакция

О газете

О нас пишут

Свежий номер

Гвозди номера

Архив номеров

Новости

Видео

Реклама

Авторы

Лауреаты

Книжная серия

Обсуждаем книгу

Распространение

Подписка

Реклама в газете «Литературные известия»

Магазин


       

Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов




Гвозди номера № 02 (142), 2017 г.



Элла КРЫЛОВА
ЮВЕНИЛЬНАЯ ОСЕНЬ

 

(Поэма)



Элла Крылова — поэт, прозаик. Родилась в 1967 году в Москве. Публиковалась в журналах "Юность", "Дети Ра", "День и Ночь", "Дружба народов", "Зинзивер", "Новый мир", "Знамя", "Крещатик", "Звезда" и др. Автор нескольких поэтических книг. Член Союза писателей XXI века. Живет в Москве.



I

Не бытие, а бытованье.
Не знание, а узнаванье.
И роза в пальцах скрипача —
как тишина до сотворенья.
Не просто зрение — прозренье.
И тьму поправшая свеча —

души бессмертной плач о мире
больном и тленном, что в порфире
листвы осенней не далек
от завершенья и сверженья.
Идет стервятник на сниженье,
и гаснет алый уголек

в камине. Полночь колокольней
молчит. И дышится привольней
средь обертонов тишины.
Бликует Будда плотью медной.
На полпути издох Конь Бледный.
И мертвые погружены

в большую жизнь. Она подобна
морской пучине и подробна,
как свет, что радугой разъят
на души птиц, зверей, растений,
людей — детей грехопадений, —
тех, у кого не на закат,

а на восход глаза открыты,
кто верит в точные орбиты
своих планет, своих судеб,
кто зла не любит (их не много).
Как чистый лист, лежит дорога.
А в рюкзаке — надежды хлеб.



II

Порфиру сбрасывает лето.
И фотография аскета
из Катманду милее мне
вдрызг зацелованной иконы.
Что золоченые амвоны,
когда по горестной стране

гуляет тать — губастый, жирный
полувампир полуампирный,
полукупец, полуподлец,
вытаптывая веры озимь.
И Нового Завета осень
невестам-душам ни колец

не обещает обручальных,
ни солнечных торжеств
                        венчальных,
а только вдовий черный креп
долготерпенья и смиренья.
Всепожирающее Время
глядит в рождественский вертеп

коварным оком азиата.
Абсцисса — дом. Но ордината
подпилена: кренится дуб,
что почитался Древом Жизни.
И варвар скалится на тризне,
скорей невежествен, чем груб.

Ржав кованой латыни вектор.
Безродный мат разносит ветер.
Конверт в грядущее пустой
венозной кровью запечатан.
А мы — по собственным цитатам —
уходим… в век свой золотой.



III

Рассудок не в ладах с надеждой.
Так под красивою одеждой
весьма уродливы тела.
А осень пламенем объята,
как за спиною Герострата
храм, что богиня не спасла.

Да и кого спасали боги?
Позорно уносили ноги,
когда Земли кренилась ось.
И вот она кренится снова.
Под каждым зыбится основа,
кому родиться довелось

в железном веке — в Кали-юге.
И Время на гончарном круге
нам лепит пустоты кувшин,
чтоб вновь его наполнить кровью.
Уже не снятся поголовью
злых баб и женственных мужчин

античные кариатиды
и ни сады Семирамиды,
тем паче райские сады.
Им вообще давно не спится:
холопье прошлое, как спица,
им колет битые зады.

Раба не выдавишь по капле.
Пересели его на Капри —
все будет барина искать.
Найдет! — хотя бы в эмпиреях.
И будет проклинать евреев,
что не позвали распинать…



IV

В продлении существованья
бред медицинского познанья
врачует тело, но не дух.
А дух болеет бренным телом
в матерьялизме закоснелом.
Неужто плоть — и впрямь недуг?

Но плотью осязать приятно
другую плоть; живые пятна
пунктирных родинок — как знать? —
быть может, карта небосвода
над садом райским, где природа —
тропическая благодать —

сплетает косы бугенвилий
под шорох ангеловых крылий,
и бабочка "павлиний глаз"
садится на плечо, как в детстве,
где помышленье о злодействе —
уже злодейство. И сейчас

средь оголенных лип и кленов —
амуров и психей влюбленных —
подумаешь: что есть любовь?
Инстинкта злое исступленье,
сплетенных тел слепое тренье,
воспламеняющее кровь?

Нет, это — похоть. Есть другая
любовь: душа парит нагая
в соседстве с дружеской душой.
Им вечность напролет не скучно
вдвоем. Их Бог творит поштучно…
И щей горшок, и сам большой.



V

Мы проживаем в новостройке.
По сути дела, на помойке:
заводы, трассы, серый смог.
Во что мы Землю превратили?
Мы духов бездны разбудили,
неукротимых, как амок.

Земле мы кровь пустили — нефтью
она зовется. Черной смертью
она течет в безбожный мир.
И дети пьют ее покорно
под видом молока. И порно
сплошное — наш телеэфир.

Куда деваться? — Там цунами,
а там игила злое знамя.
Сберечь хотя бы утлый кров
в бетонном типовом бараке,
пока нам забивает баки
власть предержащий суеслов.

А есть, наверное, иная
жизнь — не небесная, земная,
на тихом острове, вдали
цивилизаций громогласных.
Но что в мечтаниях напрасных? —
туда не ходят корабли

и не летают самолеты.
Там некогда дни и работы
замыслил мудрый Гесиод.
И мы глядим в глаза любимых:
вдруг в родниковых тех глубинах
нам Китеж куполом блеснет?..



VI

Жена воюет с мужем, с нею
воюет муж. И Гименею
в чело впиваются шипы
роз, словно терн в чело Христово.
И ничего не стоит Слово
средь оболваненной толпы.

Честь, совесть, доблесть —
                        это в прошлом.
Здесь, в веке суетном и пошлом,
в цене лишь глянцевый стандарт
и плоти, и судьбы, и мысли.
Все философии прокисли.
Добро и зло смешал азарт

в колоду карт, где Бог — что джокер.
Душе противен этот покер,
и несварением она
больна от хлеба и от зрелищ, —
в компосте перлом не созреешь.
И, в целом космосе одна,

она, в лохмотьях и босая,
бредет, и ей родней массаи,
чем богоносец-гегемон.
Притормозив, Ахмед Иваныч
ей предлагает двести за ночь,
и ни ЮНЕСКО, ни ООН

ей не помогут отвертеться.
И потный сладкий дух вертепа,
распада ударяет в нос.
Поэта треплет злая Муза,
а сам поэт — для всех обуза.
И с неба сыплет купорос…



VII

Холсты "Прибой" и "Асфодели".
И на расстеленной постели
котенок моет лапкой нос.
"Мой дорогой!" — "Да, дорогая?"
"Меня ты любишь? Я — другая".
"Люблю ли я? Что за вопрос?"

Вот в этом-то и дело, друже.
Ответ мне хоть какой-то нужен.
Одни вопросы без числа.
"Какого хочешь ты ответа?
Пройдет зима, настанет лето".
А я весну звала, ждала!

Ты помнишь: первые тюльпаны…
"Глянь, стукачи, как истуканы,
стоят со свечками, рядком".
Ты помнишь свечи, полночь, Листа?
"Опять избили журналиста.
В Твери сгорел сиротский дом".

О, Боже, сохрани хотя бы
то, что с упорством сельской бабы
я охраняла столько лет:
его, любимого, такого,
как есть, рифмованное слово
и очага неяркий свет.

Всем вопреки уродствам века
в нас образ просто человека,
всесильный Боже, сбереги,
и нашу маленькую кису!
…Как позабытую актрису,
хоронят осень. И ни зги.



VIII

Увы, мы все не безупречны,
увечны, не чистосердечны,
блюдем лишь личный интерес.
На ближнего из-под забрала
глядим как на врага, вандала.
Любви котенка средь словес

амурных и нечестных топим.
Транжирим хохот, злобу копим,
как туча — зимнюю грозу.
У Господа подачки клянчим.
Покаявшись, грех новый нянчим.
Соринка в сестринском глазу

бревном нам видится под лупой
предвзятости. Нас учит глупый,
а мудрого мы гоним прочь.
Всяк немощен и всяк недужен,
и никому никто не нужен.
И в душах поселилась ночь

на веки вечные, должно быть.
Подлунный мир — иглой под ноготь,
а в рай не верим мы давно.
Безблагодатная работа,
жратва и похоть, и зевота,
да память — рваное рядно.

Чегой-то Троя натворила,
куда-то шли когорты Рима,
зачем-то был распят Христос.
Зачем-то родились мы сами
под нежилыми небесами.
И смерть целует нас взасос.



IX

Я верю: мирозданье мудро
устроено. За ночью утро
наступит. За зимой весна
придет, и в срок настанет лето.
Кто ожидает конца света,
дождется. Остальные на

Земле останутся простую
работу выполнять: пустую
жизнь наполнять своим добром
как в смысле праведного света,
так и полезного предмета:
сажать деревья, строить дом.

Умерив жадность и гордыню,
пшеницей засевать пустыню
и райский сад, что был в душе,
воссоздавать в пространстве
                        внешнем
посредством грядок и скворешен.
Птенцы проклюнулись уже.

Делить с Творцом краюху хлеба
и все распахнутое небо,
растить детей, а в них — друзей.
У них учиться удивляться
и с мудростью седого старца
любить и голубей, и змей.

Кто свят, того не видит Время.
А свят, кто светел. Это бремя
и впрямь легко — не лгал Завет.
Смысл жизни в том,
            чтоб стала вечной
жизнь богоданная. Заплечный
мешок мой пуст. И брезжит свет.

* Иллюстрации:
Ласло Мохой-Надь



 
 




Яндекс.Метрика
      © Вест-Консалтинг 2008-2022 г.