Гвозди номера № 12 (140), 2016 г.

Я хотел бы стать скрипачом,
Чтобы скрипка звенела: слушай!
И своим беспокойным смычком
Молодые пронзала души.

Я хотел бы музыкой плыть
По волнам беспричинной боли,
Я хотел бы по-бабьи завыть
О людской бестолковой доле.

Я хотел бы разоблачить
В беспричинности первопричину.
Я хотел бы, момент улучив,
Раскрутиться кольцами дыма.

Все совершилось. Окна отворя,
Увидел лодку я. Она лежала
На берегу реки и крае бытия,
И в ней душа испуганно дрожала.

Привет, Харон! Как служба? Как жена?
Здоровье не подводит? Сыро все же.
За сотни лет ты зачерпнул сполна
Свинцовых вод, а сам не стал моложе.

Послушай, друг, перевези меня
Не к устью Стикса, а к его истокам,
Где юности надменная броня
Оберегает от ударов Рока,

Где неуместны страх и немота,
Где парочки целуются в подъездах
И наступает точно череда
Прощаний, встреч, приездов и отъездов.

Не торопись, старик, переплывать
На берег тот, туманный и тоскливый,
Вкусив однажды жизни благодать,
Немного нужно, чтобы быть счастливым.

Послушай же, паромщик… Но молчит
Тот лодочник и смотрит вдаль сурово.
Вначале было тело, chère amis,
В конце нам остается только слово.

Февраль струится в тишине
Предощущением потери,
Как в мрак разверзнутые двери
В болезненном и нервном сне.

На выход шаг — и ты летишь,
И рвешь руками плотный воздух,
И остро понимаешь — поздно,
Весны капель не воскресишь.

Необратимость перемен,
Закономерность увядания
И утонченные страдания
Небрежной радости взамен.

Февраль на смену января,
А вслед декабрь. И в звездном шлаке
Причудливо мерцают знаки
Вселенского календаря.

Желтый куст над рекой, а за ним вдалеке
Сад и дом.
На горячей земле, на зеленой траве
Мы вдвоем.

Убегает река — и светла, и легка,
Будто сон.
В этот дом, в этот сад, в этот тихий закат
Я влюблен.

И не надо совсем ни стихов, ни цветов,
Ни наград.
Слава богу, пока на земле, не в земле.
Вот и рад.

Мое тело бунтует несмело,
Мое длинное глупое тело.
Мои мысли прищепкой повисли
Без ответной упругости мысли.

Безответственность обещаний,
Дерзость встреч,
Неуместность прощаний,
Свежесть плеч,
Неуемность желаний
И хмельной аромат заклинаний.

Где истоки, причины, исходы?
Летний сад и балтийские воды.
Мы иглою пронзаем столетия,
Мы Петра бестолковые дети.

Штукатуркою сыпятся годы.
Летний сад и балтийские воды.
У меня была дочь Нефертити —
Красоты неземной, ослепительной.

Я записки носил для Джульетты.
Жаль Ромео, он стал бы поэтом.
Беатриче, подружка из детства...
Все мое, не отнимешь наследство.

Штукатуркою сыпятся годы.
Летний сад и балтийские воды.
Дерзость встреч, неуместность прощаний
И дырявая сеть ожиданий.

При свете фонарей не видно блеска звезд.
И Гончий пес крадется виновато
По Млечному пути,
поджав свой звездный хвост.
Бушует где-то атом,

Галактики скрипят, вонзаясь в пустоту.
Взрываются светила в полном мраке.
А мы клянем привычно суету,
Правительство, налоги, буераки.

Когда поток искрящихся комет
Омоет лик Земли шипящими струями,
И содрогнется мир в конце времен и лет,
И свод небес покроет злое пламя,

Увянут краски дня на темени зари.
И тихо догорев, погаснут фонари.

Над городом повисли облака,
И тянется дымок трубы фабричной.
Я в городе, как в неводах река,
Как вор на рынке, пойманный с поличным.

О город, что ты сделал? Ты зачем
Опутал сетью долга и соблазнов,
Лишил меня моих стихов, поэм,
Спокойных слов и образов прекрасных?

Ты мрачный властелин, жестокий царь
Над помыслами, чувствами, делами.
Но дань мы платим нынче, как и встарь,
Усталой кровью, скорбными сердцами.

Я пленник твой, я слабый человек.
Я проклят лесом, полем, половодьем.
На мне клеймо забытых мною рек,
Любимых мною в отпускном бесплодии.

Ты, город, прав, поскольку ты силен.
Но ты ущербен в гордой этой правде.
Я вижу – на балконе вырос клен.
А ты пятно на скверной школьной карте.

Поздние листья как поздние чувства,
Горькие тени на выпавший снег.
Проза разлуки, жизнь безыскусна.
В теплое прошлое мыслей побег.

Память удит золотыми перстами
Воспоминаний неверный улов,
И обжигает холодное пламя
Смутные образы призрачных снов.

Время кружит новогоднею вьюгой
Хрупкие льдинки, взгляд голубой.
Мятные запахи знойного юга
Ветер уносит вместе с судьбой.

Под заунывное пение метели
Звуки надежды чисты и грустны.
Только на донышке хладной купели
Робкие блики грядущей весны.

В траве, на земле, на колючих кустах,
На корявых древесных ветках
Цветы, словно поцелуй в уста,
Будто утренней свежести метки.

Васильки среди спелой ржи,
Ромашки у помоечного целлофана,
Как веселая анафема обыденной лжи,
Легкодушное отрицание подлости и обмана.

Матерь Божья! Цивилизационный тупик.
Устои рушатся, империи исчезают.
Но пробивается на опушке холодный родник,
И упрямо ландыши расцветают.

Эти разноцветные дерзкие отголоски зари
Как последняя проповедь для дураков:
Оглянись, не губи, защити, сохрани
И ныне, и присно, и во веки веков.

Как просто восходят и гаснут звезды,
Как просто в апреле звенит капель.
Ракетно нацелены в небо сосны,
И судеб вращается карусель.

Неважно, ты робок или отважен,
Песчинка огромного бытия.
Над бездной кораблик завис бумажный
С нахальным и дерзким названием "Я".

В лазури скрывается семя бури.
Штормит и раскачивает корму.
Случайно или по собственной дури
Однажды ты все же пойдешь ко дну.

Как просто душа улетает в космос
На выдохе краткого бытия.
Но снова ударят по нервам весны,
И юнга продолжит курс корабля.

Не жалею, не зову, не плачу.
Все прошло. Пророком был поэт.
И судьба легко дает на сдачу
Только пару стоптанных штиблет.

Отзвенели звонкие капели
Молодой и дерзостной весны.
Потемнели души, постарели
В ритмах бесприютной тишины.

Камерные медленные руки,
Груз прожитой жизни на плечах,
Ощущение близости разлуки,
И надежду поглощает страх.

Мы бредем по тропам и дорогам,
По святой, безжалостной Руси.
Не суди, Господь, нас слишком строго.
Господи, помилуй и спаси!