Литературные известия
Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»
Подписаться  

Главная

Издатель

Редакционный совет

Общественный совет

Редакция

О газете

О нас пишут

Свежий номер

Гвозди номера

Архив номеров

Новости

Видео

Реклама

Авторы

Лауреаты

Книжная серия

Обсуждаем книгу

Распространение

Подписка

Реклама в газете «Литературные известия»

Магазин


       

Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов




Гвозди номера № 08 (136), 2016 г.



Марианна Рейбо
 "Письмо с этого света"



М.: "Вест-Консалтинг", 2015

Так говорят о сокровенном. Начинают несмело, заикаясь, путаясь в словах и с трудом, как на чужом языке, их выговаривая, тревожно взглядывая на собеседника, страшась уловить в глазах его холод непонимания. Потом, погружаясь все глубже в себя, забывают о собеседнике (Ницше: не думай о читателе). Дыхание — глубже и чаще, глаза горят, и, поднимаясь из бездны человечьего "Я", хлещет речь. Так говорят о сокровенном. То есть, это не актер читает заученную роль — "что ему Гекуба?". Нет, это: "Когда строку диктует чувство, / Оно на сцену шлет раба, / И тут кончается искусство...". И в попытке — часто роковой и уж во всяком случае, трагической — вытащить себя за волосы из болота обыденности, человек влечется от искусственного, условного к безусловному — экзистенциальному. Достоевский, Ницше, Кафка, Джойс и каждый, кто — посмел. И вот эта книга.
Наскоком не одолеешь, залпом не прочтешь. Нет, есть, конечно, технари-книгочеи, что и "Войну и мир" за вечер заглатывают. По диагонали. Но мы-то с вами, господа, не таковы. Мы любим слово. Не всякое, а — живое человечье слово. Ведь это все равно, что человека любить. А без этой любви книгу Марианны и раскрывать не советую — смутит, жути нагонит. Зане, там все — правда. Ну, что не правда-истина — это понятно. Правда жизни, где все сплетено в немыслимый узел нелепостей и противоречий. Там от страха одиночества человек бежит к обществу и в ужасе от диктата середины снова ныряет с головой в одинокое свое "я", где его поджидает старый товарищ-враг — страх. И мечется человек, переходя от обыденных кошмаров яви к гротескному ужасу сна и обратно. Там жалость — жестока, там любовь лжет и убивает, а ненависть сохраняет жизнь ложью во спасение. А может, оно и в самом деле так, а? Как узнать, когда сама мудрость Соломонова порой предстает примитивной "житейской" хитростью перед этой самой правдой жизни? Добро? Зло? Ах, оставьте. Это — "по ту сторону добра и зла".
В этой книге много смерти. Еще больше — мыслей о смерти. Так что вспоминаешь Льва Толстого — мыслителя о смерти по преимуществу. В этой книге много пола — и переживаний героем-героиней собственной муже-женственности (прочитавший книгу да разумеет), и — секса (эта книга не для святош). Пол и смерть — два неразлучных чудовища, вскармливающих беспрестанно — ныне и присно, и во веки веков — человеческую трагедию. Пол мучает человека, андрогина в глубинах первожизни, разделенностью и гонит искать утерянное единство — свою Муже-Деву. И — о! — темны и неисповедимы пути этих поисков страстных. И звериный вой тоски, и тихая жалоба человечья, и лепет нежности, и животное неистовство оргазма — все на этих путях. А за полом маячит смерть. Потому что родившийся — умирает. И нет выхода из порочного круга. Доколе, Отче?! А Он молчит. Ибо вкусивший от древа познания добра и зла стал, как Бог, и как Бог свободен, а потому все должен решить за себя сам. И о страшном бремени свободы — тоже в этой книге.
Что же касается сатанинского происхождения героя-героини… Ну да, это может смутить. Но ведь человек бросается на пути зла, потому что обыденное бытовое добро с его втискиванием личности в убогие рамки общепринятого, с его слепой необходимостью Закона, с семейным кодексом, сильно смахивающим на пособие по скотоводству, — это "добро" невыносимо и неприемлемо. Оно отсекает от человека его божественность — его творчество и его свободу. Оно отсекает человека от Природы, отрицает вкорененный в человеке изначала Космос, заменяя Космос приусадебным участком.
Автор пользуется библейской притчей о Люцифере. В книге судьба Люцифера — судьба всякого мятежного духа, судьба всякого, потерявшегося в невыносимости бытия и взбунтовавшегося против нее, в частности, судьба героя-героини книги. Да, изобразить Люцифера мудрым поводырем беспомощных, выброшенных из Эдема в жестокость бытия перволюдей — определенный эпатаж, вызов общепринятому, яркая гротескная пощечина общественному вкусу. Но чего же стоит без этого литература?
И еще: несмотря на жестокость многих картин, книга Марианны Рейбо — добрая. Не общепринятым, а настоящим, страшно выстраданным добром. В пояснение приведу слова Н. Бердяева: "История народов полна злом, порожденным борьбой против зла, все равно, консервативной или революционной. И к злу должно быть не злое, а просветленное отношение. И к самому дьяволу нужно относиться по-джентльменски, благородно".
Нельзя понять зла, не имея опыта зла. Первичное, безмятежное добро Адама и Евы — ущербное, нестойкое и мало чего стоит. Это прекрасно показано автором в сцене первой охоты Адама (стр. 178-179). И только пережив зло, приняв в себя судьбу Люцифера, можно уменьшить царящее в мире зло, можно спасти и себя, и в себе — Люцифера. Думаю, автор простит мне такое толкование последней сцены. Она вкратце такова: герой-героиня едет в Питер к отцу его (ее) погибшего, скажем, жениха; отец убежден, что сын его погиб по вине героя-героини (и в известной степени это так) и держит наготове заряженное ружье в мрачной решимости отомстить (мне терять нечего); зная об этом, герой-героиня едет в Питер, чтобы попросить у него прощения.
И в заключение вот что хотелось бы сказать. Вспомним, господа, в какое время мы живем — ну, точно, Последнее Время. Не буду распространяться, а только напомню о бессчетных миллионах жителей Земли, прожигающих жизнь в погоне за покемонами. Что в сравнении с этим обвинения в грехах, которые обрушивала на головы паствы "святая" инквизиция? Детский лепет. И вот на фоне этой повальной покемономании, в самом ее жерле, человек пишет книгу, в связи с которой уместно — и необходимо! — говорить о Библии, о Люцифере, упомянуть Достоевского, Толстого, Ницше, процитировать Бердяева, пережить страшное бремя свободы… Уф, да здесь уж и не о литературе самой по себе речь. Это ведь человек встал и сказал — нарушил молчание ("написать поэму — это нарушить молчание", Б. Прадо). Это — в сознании сдвиг. И читатель, вместе с автором сопереживший эту книгу, — уже другой человек, больше переживший, больше знающий. Чего же боле?

Леонид СКЛЯДНЕВ



 
 




Яндекс.Метрика
      © Вест-Консалтинг 2008-2022 г.