Литературные известия
Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»
Подписаться  

Главная

Издатель

Редакционный совет

Общественный совет

Редакция

О газете

О нас пишут

Свежий номер

Гвозди номера

Архив номеров

Новости

Видео

Реклама

Авторы

Лауреаты

Книжная серия

Обсуждаем книгу

Распространение

Подписка

Реклама в газете «Литературные известия»

Магазин


       

Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов




Гвозди номера № 04 (34), 2010 г.



ЕЛЕНА ЗЕЙФЕРТ
ГАЛАКТИКА — ЭТО СИСТЕМА КАРТИН

Татьяна Щекина. Кончился свет. Евгений Степанов. Две традиции. Михаил Вяткин. После абсурда. — М.: Вест-Консалтинг, 2008-2009. [Библиотека журнала "Дети Ра". Поэтическая серия]

Книжную серию, основанную при журнале, всегда формирует определенный круг авторов. Авторами книг в поэтической серии "Библиотека журнала "Дети Ра" могут стать представители самых разных литературных направлений. Но их объединяет издательская опека Евгения Степанова, главного редактора журнала "Дети Ра" и других литературных изданий.

Инициированная только в 2008 г., серия насчитывает уже более десятка изданных книг. Отдельных авторов можно увидеть на поэтических вечерах в "Литературно-художественном салоне на Большой Никитской" — "Библиотека журнала "Дети Ра" живет не только на бумаге но и в форме презентаций, встреч, находя новых читателей.

Рассматривая книги в этой серии, наблюдаешь процесс становления ее дизайна, который приобрел следующий вид. Обложки книг (в мягком и твердом переплетах) белого цвета, на четвертой странице, обычно размытая дизайнером, фотография автора и цитаты о нем. Имя автора, название книги, логотип серии — с преобладанием красно-коричневых оттенков.

Кого из авторов собрала новая гостеприимная серия?

В книге Антона Нечаева "ПомоГимн" за ернической манерой скрывается глубина. Легкая ткань стиха органично переходит в серьезную. Лирические ситуации здесь совершенно непредсказуемые, но жизненные.

Лирическая героиня книги Риты Бальминой "Недоуменье жить" — женщина, роднящаяся с "чужаком" Нью-Йорком, дерзко сексуальная, беседующая с "не ангелами".

Поэт всегда живет в других днях, он создает иную жизнь... В книге Юрия Перфильева "Другие дни" человек бытует в метафизическом пространстве города, словно внутри метафоры. Прожилки юмора в стихах Ю. Перфильева серьезнее нейтрального контекста.

Сборник стихотворений и песен поэта и барда Татьяны Романовой-Настиной "Восход" сопровождает интонация молитвы. Лирическая героиня, во многом автобиографическая, несет над "мироточащей страницей" "обесцененный груз, именуемый женской душою".

У Максима Замшева в книге "Безоружный солдат" в русском пространстве — на Гоголевском бульваре, в "ранних сумерках Фета" — "жизнь продолжается от последней до первой беды".

Книги трех авторов серии — Татьяны Щекиной, Евгения Степанова и Михаила Вяткина — станут предметом пристального внимания.

"ПОЛУРАЗРУШЕНЫЕ ХРАМЫ ОБЛАКОВ…"

Татьяна Щекина, ушедшая из жизни в 2006 г. в возрасте 49 лет, — литературное явление, которое, по жестокой привычке, оценивается после смерти. Художник, мастер "тяжелой метафоры", в своей книге "Кончился свет" она предстает поэтом-откровением. Как отмечает составитель книги и автор вступления к ней Анна Кузнецова, поэзию Татьяны не знали не только литературные критики: "Услышав, что готовится книга, дочь Татьяны округлила глаза: "А откуда у моей мамы стихи?". Как в жизни Т. Щекиной стихи были спрятаны, укрыты, так и в книге они обрамлены описанием ее жизни-смерти. Издательская рамка книги — предисловие Анны Кузнецовой "Письмо Татьяны" и послесловие соратника Татьяны по группе "Синтез" Николая Вострикова "Одиночество в жанре депрессии".

Из архива группы "Синтез" знаковых 1980-х и извлечены произведения Щекиной. Участники группы самиздатовским способом, в количестве одного экземпляра, выпустили в свет более десятка альманахов, представлявших синтез поэзии, графики и художественной фотографии. Рубрики в книге "Кончился свет" совпадают с названиями сборников "Синтеза": "Процарапывание", "Амилазы слюны", "Иглокожие куски", "Щели", "Мир, который мы увидим второй раз", "Капсула" и т. д.

"Смерть — тоже художник, — пишет Николай Востриков. Перечисляя названия последних картин Т. Щекиной — "Умри красиво, ведь ты этого достойна!", "Да здравствуют похороны!", он продолжает: "Вряд ли Татьяна понимает, что умерла. Для нее этот переход был плавным". Но сама Щекина считает иначе: "Самая чистая смерть в тысячу раз хуже пропускает свет, чем воздух".

То, что составитель книги называет в предисловии к ней "поэтикой художника", зримо во многих текстах Татьяны Щекиной.

мятый воздух как творог
плывет сырой день
день как в детстве
мама
клюква в колодце

Поэт-художник накладывает мазок за мазком, добавляя смыслы.

Образы у Щекиной зачастую визуальны ("по окаменелостям дождевой воды"). Отдельные даже наделены даром художника ("сонсезанн"). Воспоминания, ощущения (к примеру, детства) нередко осязаемы, вещественны.

Т. Щекина тяготеет к метафоре овеществления — эфирное, эфемерное явление обретает контурность, материальность ("пыль прибитая шляпками слез"). Эту тенденцию можно проследить на мотивном поле даже в пределах одного текста, к примеру, стихотворения "В этом городе красок еще не разгаданы чувства…": "каменные идеи", "сняв петлю с шеи океана", "переворачивая время словно землю лопатой", "раздвинул воду".

Для обозначения эмоции поэтухудожнику порой достаточно одного штриха: "ты краток средневековой складкой рта".

Щекина знает, как важно для художника видеть, для скульптора осязать, но она самодостаточна и как поэт. Ее способ создания поэтического образа не очертания и краски, а слова: "я существую потому что я сказал". Эта основа самобытия, проговоренная самим автором, убедительна и не полемична. В угоду слову Т. Щекина обнажает прием изображения контурного, живописного мира: "…и ссохлась тушь неба" ("Графика").

Если "картины — это слова, которые нельзя собрать из букв", значит ли, что слова — это картины, которые нельзя создать красками и очертаниями? Душевная беззащитность и обнаженность у Щекиной не всегда показаны графически: "больно на сломе ветки", "вот я перед тобой без сокращений", "глаз оголял во сне свой нерв". Сродни тому как Эдвард Мунк написал свой "Крик", слыша крик природы и боль внутри себя, Татьяна Щекина создавала стихи.

Ее цикл "Каноны" — центр тяжести книги. Картина становится мерой всех вещей. Человек произошел от картины; картины концентрируют в себе энергию; картины — нервы-жгуты, соединяющие человека; картины — клетки, в которые заточены звери внутри художника ("звери, для которых я еще не сделал клетки, гуляют на свободе"); галактика — это система картин.

Татьяна Щекина живет только на глубине, "как рыба с поврежденным сознанием". Но жить на глубине — не значит спастись от мира.

никто из посторонних не вложит столько
таланта и изощренности
в уничтожении друг друга,
как близкие люди

Щекина — мастер угла зрения, ее пространство и время относительны. Лирическая героиня одновременно плывет от острова, находится на острове, стремится к острову:

ты — остров
от которого я плыву
просыпаюсь на острове
и снова плыву
чтобы остаться на острове

Непредсказуемость поэтического хода, релятивность хронотопа, абсолютное первенство верлибра и отсутствие знаков препинания и заглавных букв как доминирующий знаковый минус-прием — те признаки, ориентируясь на которые, как на сигнальные огни, свободно живет и перетекает в новые состояния поэтическая стихия Т. Щекиной.

"Я ПОДДЕРЖИВАЮ СЕРДЦЕ РУКАМИ…"

В названии книги Евгения Степанова "Две традиции" заявлено право на сосуществование двух поэтических тенденций современной русской поэзии — подчиняющегося метру и рифме (скорее, подчиняющего себе метр и рифму) и свободного стиха. В книге два раздела, наименованных "Традиция первая" и "Традиция вторая". Во втором автор уточняет в подзаголовке стиховую форму — "Верлибры".

Метризованные и рифмованные "разговоры" (один из подразделов первой части книги назван "Рифмованные разговоры") объединены с верлибрами дневниковостью. Евгений Степанов — автор, пожалуй, одного из наиболее известных в русском литературном пространстве Интернет-дневников (http://www.stepanov-plus.ru/literator/dnevnik/dnevnik17.html). Здесь — жизненные наблюдения в жанре миниатюр с парадоксами, нередко анекдотической "солью" в финале. Многие из них полны живого юмора, порой грустного. Дневниковость присуща практически всем жанрам Евгения Степанова — от лирического стихотворения до романа. Дневник живет в романе или роман в дневнике, перед нами лирический дневник или дневниковая лирика?.. В этой диффузии — закон равенства.

Стихи Степанова возникают как озарения, как остановленные мгновения. Об этом свидетельствуют и неизменные датировки в стихотворениях, зачастую точные, конкретные. "16.05.1999. Ст. Партизанская"… Сколько времени состав стоит на станции? Совсем недолго, но, как видим, достаточно для зарождения текста. Стихи высекаются, как искры, от трения на жизненном точиле.

Настоящая искренность и кажущаяся простота Степанова-поэта — диалектическая пара, рождающая читательский интерес к нему.

У Е. Степанова — нечастая в лирике поэтов-мужчин жертвенная любовь к женщине:

я люблю тебя
живи долго
живи очень долго
главное —
живи дольше меня

("Я не умею забивать гвозди…")

В его стихах живут имена друзей и других окружающих его людей. Ушедшие Геннадий Айги и Татьяна Бек… Татьяна Грауз, Юрий Миролава… В своих авангардных стихах Степанов пишет их имена со строчной буквы, превращая в органичные поэтические образы.

Внимательный к звуку ("нежная как ножны"), Степанов чуток и к аналогиям, которые пробует на ощупь, как струны:

вино превращается в кровь
семя — в плоть
простолюдин точно Иисус
творит волшебство

Евгений Степанов в своей поэзии терпеливо отмеряет свою жизнь: "москва — мне 10 лет…", "32 года", "еще чуть-чуть — и сороковник…". Теперь ему 45. Он признается в стихах, что "исчерпаем, как газ и нефть", "как река". Но он знает, как сберечь энергию.

Лирический герой Степанова в житейской суете устал от успешности и в то же время удовлетворен ею. Он обладатель редких качеств и, в первую очередь, умения радоваться тому, что у него есть:

Все, что хотел — увидел.
Все, что хотел — сказал.
Все, что хотел — купил.
Все, что хотел — раздал.

Он многократно просит прощения за несодеянные грехи. Наблюдая мир, лирический герой "поддерживает сердце руками", "иначе оно может упасть". Способный "заснуть, как трехлетний мальчонка", он живет отнюдь не в идиллии ("эмиграция из государства под названием я сам"). Современных людей, которые порой не замечают перед собой произведений искусства, Е. Степанов учит любоваться "стилистикой падающего листика".

Приятие мира ("Ни на кого не обижаюсь, /хотя люблю еще не всех") доходит до иронии и самоиронии ("понимаю любого жлоба"). "Широк человек, я бы сузил", — говорит герой Достоевского. Степанова сужать не нужно. Широта его души — это щедрость, великодушие, хлебосольство, размах, открытость, самопожертвование, а не тяга к крайностям, максимализм, опьянение успехом, риск. Широта именно такой души рождает столь душевно безукоризненные строки:

* * *

И так бывает меж людьми:
Они друг другу любы.
И — взгляды шепчут о любви,
О ненависти — губы.

А вот презренья не тая,
Она ему бормочет:
— Я таю, милый, я твоя!
А ночью ножик точит.

16.04.2001
Есенинский бульвар

"НАУЧИСЬ ЧТЕНИЮ И СТАНЕШЬ БЕЗУМЦЕМ…"

На одной из литературных встреч в салоне Евгения Степанова ко мне в руки попал днепропетровский альманах-газета "Стых" (осень 2007 г.), в котором поэты размышляли о силе и слабости поэзии, ее будущем. Михаил Вяткин в "Стыхе" таким образом определил понятие явление поэта: "Поэт — это тот, кто говорит на своем особенном языке и имеет свою уникальную философию, которой он не изменяет на протяжении всей жизни". Для Вяткина это не просто слова, а поэтические действия.

Его творческий почерк (именно почерк — в буквальном смысле) узнаваем и заметен. Поэт на пространстве страницы свободно размещает слова и буквы. Работает с разными шрифтами и кеглями. Внутри слов выделяет отдельные знаки полужирным шрифтом и курсивом. Его слова разлетаются, как "тени испуганных птиц". К подобной манере письма М. Вяткин пришел, по его собственному признанию, в 1998 г., навсегда распрощавшись с традиционной стихотворной графикой (и влекомым за ней содержанием). В книгу "После абсурда" как раз и вошли произведения, написанные автором с 1998 по 2008 гг.

"Чтобы как-то назвать такие поиски, использовал термин "постабсурд", — поясняет М. Вяткин в предисловии к книге.

(Впервые опубликовано в журнале "Знамя",
№ 1, 2010. Печатается с любезного согласия автора
и редакции журнала "Знамя")



 
 




Яндекс.Метрика
      © Вест-Консалтинг 2008-2022 г.