|
|
Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов
|
Гвозди номера № 04 (120), 2015 г.
Евгений Степанов
"Аэропорт"
М.: "Вест-Консалтинг", 2015
В книге есть примечательное, очень характерное для поэта стихотворение:
из тебя не вышло гения
мощной ни одной строки
с философской точки зрения
это право пустяки <…>
но зато без промедления
утром ты выходишь в сад
как награды за мучения
яблоки в саду висят
Во-первых, его мог написать только поэт — во что автор, осененный вдохновением, конечно, не может не верить. Но с другой стороны, Степанов достаточно разумно смотрит на мир, чтобы ощущать себя носителем гениальности. Писать стихи — такая же потребность для него, как дышать, как любить и… как читать стихи других. Реалии времени, возникающие перед нами почти на каждой странице, поэзии не способствуют (согласно авторскому одностишию — "и зло тягается со злом"), но поэзии способствует внутреннее устройство Степанова, его открытость жизни, его трогательная до беззащитности любовь к близким:
И жулье, и сатрапы,
И лютуют — чуть что.
Кроме мамы и папы
Не поможет никто.
В "Аэропорте" (поэт живет близ одноименной станции метро) — можно сказать, вся жизнь Степанова, весь его внутренний мир: тут и отношение автора к социально-политическим событиям, и изматывающие трудовые будни, и непростые отношения с окружающими, столь разными людьми, но больше всего все-таки — любви, — любви к верным друзьям, к любимой женщине, — любви как жизнеобразующей силы, как веры в незыблемость того, что поднимает над бессмысленностью, обыденностью существования и всяческим злом. Над стихами Степанова, даже самыми горькими — есть Небо, — а это важный признак поэзии: непоэзия, как правило, Неба лишена. Вот, например, мы вместе с автором задыхаемся с первых же строк, словно находимся в душной комнате — и вдруг распахивается окно:
Люди ругаются, злятся, хамят.
Тот, кто предаст, тот потом и осудит.
Да, этот город — всамделишный ад.
Города-сада здесь точно не будет.
Что тут поделать? Я больше не жду
Яблочек сладких, коврижек из рая.
Я научился теперь и в аду
Жить и любить — каждый день умирая.
Иначе говоря —
быть русским — делать то что можем
пахать творить молиться петь —
утверждает Степанов, протягивая руку Петру Андреевичу Вяземскому, написавшему в 1839 году: "Любить. Молиться. Петь. Святое назначенье / Души, тоскующей в изгнании своем…"
Иногда кажется, что автор нагнетает слишком много мрака. Но делает он это с художественной целью: мрака можно нагнетать сколько угодно — но лишь для того, чтобы вдали забрезжил свет. "Но некоторые из нас смотрят на звезды", как сказал английский классик!
куда ты тропинка меня привела
в какой экзотический лес
направо посмотришь — там нечисть и мгла
налево — там прячется бес
волк ходит во фраке на шпильках лиса
под дудочку пляшет медведь
здесь можно смотреть только на небеса
здесь некуда больше смотреть
"Ты — я знаю — заместитель Бога", признается Степанов "Женщине, которая со мной" (название стихотворения), и это не просто красивые слова: через любовь к женщине он познает мир, себя, учится терпению, смирению, пониманию. Да, кстати — какое милое стихотворение есть в книге о понимании: "я же понял природой лингвиста / замечательный женский язык". Понимать женщину? А что ее там понимать, если она сама себя не всегда понимает, не всегда слышит саму себя? Вот тебе и "замечательный язык":
ты ругаешься — это пустое
ты кричишь — это вовсе не крах
обижаться на женщин не стоит
понимать — дальновидней стократ
Евгения Степанова, пожалуй, лучше читать книгами, а не отдельными стихотворениями — так же, как мы читаем, допустим, чьи-нибудь дневники. По одной дневниковой записи далеко не всегда можно определить, является ли все вместе художественным произведением. А у Степанова немало стихотворений-реплик нелитературного, весьма прозаического свойства — и это прозаически-нелитературное способно поэтически заиграть только под одной обложкой со всеми его стихотворными миниатюрами. И что важно — каждому слову Степанова веришь. Ведь он упоминает не только "нечисть" и "бесов"; он вопрошает: а сам-то я кто?
Вспоминаю, чуть не плача,
Содрогаясь и стыдясь <…>
Вспомню то… — мороз по коже,
Вспомню се… — и жить не рад.
Или — в самом конце книги:
У жизни сложные законы
Я нарушал их — остолоп
И можно только бить поклоны
До крови разбивая лоб
Покаяние — редкий гость в современной литературе…
Эмиль СОКОЛЬСКИЙ
|
|