Литературные известия
Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»
Подписаться  

Главная

Издатель

Редакционный совет

Общественный совет

Редакция

О газете

О нас пишут

Свежий номер

Гвозди номера

Архив номеров

Новости

Видео

Реклама

Авторы

Лауреаты

Книжная серия

Обсуждаем книгу

Распространение

Подписка

Реклама в газете «Литературные известия»

Магазин


       

Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов




Гвозди номера № 11 (115), 2014 г.



Юрий Хрычёв

АКРОСТИХ: НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА ТВЕРДУЮ СТИХОТВОРНУЮ ФОРМУ

 

Акростих («краегранесия», «краестрочие», «акростихида») — форма текста, в котором начальные буквы строк составляют слова или фразы. Когда зародилась эта оригинальная форма? В работе В. К. Былинина «Русские акростихи старшей поры (до ΧVII в.)», опубликованной в сборнике «Русское стихосложение. Традиции и проблемы развития», М., Наука, 1985, сказано, что «Акростих является одной из древнейших форм письменной культуры, которая вносит момент определенной заданности в орнаментально-графическую, а в последующем развитии и в акустическую организацию эстетически осмысленного текста».

Акростих был известен староеврейской стихотворной традиции, когда им были написаны некоторые ветхозаветные псалмы, использовался он и в античной поэзии. Возникает акростих и с появлением славянской письменности на староболгарской почве. Совершенной выглядела техника акростиха и в других южнославянских литературах. Южнославянское влияние явилось главным инициатором акростишной традиции в Древней Руси.

Далее В. К. Былинин пишет о том, что вопрос изучения старорусских акростихов до ΧVII века все еще мало изучен и существуют объективные сложности выявления и определения старорусского акростиха как поэтической формы. Причина — различная трактовка современными учеными самой поэзии (стихотворства). Если принять определение Гегеля, что эта поэзия начинается с двустишия, тогда надо признать акростих, не имеющим к ней отношения. Но тогда как быть с ранневизантийской гимнографией, в которой гомеотелевтоны преобладали над парной или иной рифмой (произведения Симеона Метафраста, Романа Сладкопевца, см.: С. С. Аверинцев «Поэтика ранневизантийской литературы», М., 1977, с. 221–236), как быть с «контурными стихами», палиндромами и т. п.? И В. К. Былинин заключает: «Очевидно, все же акростих не следует отрывать от поэзии (тем более средневековой)».

Другая сложность связана с проблемой выявления — прочтения старорусских акростихов, так как они могли:

1) начинаться не с первой буквы слова в строке;

2) включать для прочтения сразу несколько букв в горизонтальной строке, а не одну первую и даже целое слово;

3) читаться от конца к началу;

4) иметь числовое выражение (хроностих) или продолжаться числовой тайнописью, которая эстетически уравнивалась с акростихом, и ряд других неупорядоченных особенностей.

Иллюстрацией к сказанному может служить акростих еще «допахомиевской» эпохи, относящийся к началу ΧV столетия, объединяющий начальные строки оригинального произведения — «Святаго отца нашего Нила о бесстрастии души и тела» из Сб., ГПБ, Кирилло-Белозерского собр., № ΧV, которое его исследователь Г. М. Прохоров определил как «своего рода поэму, написанную в свободном ритме»:

 

Помыслимъ цесаря и князя… паче же и нищия —

како кождо ихъ подвизается и трудить…

И жены подвизаются угодити своимъ мужемъ.

Сице и мы створимъ.

Душа бо наша уневещена суть небесному цесарю.

Услышимъ Павла апостола…

Тело бо наше домъ и оплата есть,

в нем же небесныи царь живетъ,

душа же невеста Христова,

умъ же постелникъ есть,

сердце же престолъ божий,

смысл же дверникъ,

свъсть же ризничарь,

помыслы же служитие.

 

Перед нами акростих с нечетко вычлененной структурой, представляющий фразу: «Пока ИСи Душа, Услыши Тело, в нем душа ум [-] ер с2 въ помыслы». Такие акростихи — обычное явление в древнерусской литературе, они широко культивировались в России еще в середине ΧVII столетия. Параллельно с ними возникали краегранесия совершенно «правильной» формы, т. е. построенные только по начальным литерам горизонтальных строк.

Далее В. К. Былинин рассматривает временные приоритеты и развитие древнерусской акростишной тардиции в ΧV-ΧVI веках. В связи с этим следует выделить написанное в ΧVI веке Максимом Греком «Толкование предписуемому к некоему канону краегранесию», в котором говорится, что «творцы канонов» нередко остерегаются тех людей, «иже по страсти… славы чюжия труды присвояют себе и о тех, акы о своих хвалятся». Поэтому, поясняется в «Толкование», во избежание такого обмана придумана так называемая акростихида, «еже есть по-русски краестрочие или краегранесие».

Наша статья не предполагает глубокого изучения истоков поэтической формы акростиха. Мы просто констатируем факт появления этой древнейшей поэтической формы на Руси. При этом в ΧVI веке наметилась тенденция к стабилизации внешней структуры русского акростиха.

Во‑первых, большинство краегранесий выстроилось исключительно по начальным буквам стихов.

Во‑вторых, акростихи можно разделить на два типа: правильные, составные, расположенные друг за другом, и правильные, апплицированные, наложенные друг на друга.

В‑третьих, не менее знакомый русским книжникам тип, акростих обратного прочтения (снизу вверх, или от конца к началу). Знаменательно, пишет В. К. Былинин, что «ни в византийской, ни в южнославянской средневековой поэзии этот тип не получил развития, тогда как в книжной культуре (преимущественно латинской) Западной Европы он нашел тщательную разработку… вполне вероятно, что во второй половине-конце ΧVI века русские литераторы были уже настолько осведомлены об этой традиции, что от ее общего осмысления перешли к непосредственному подражанию, восприняв сам принцип «неперевернутого» акростиха».

Приводим пример перевернутого акростиха, сообщающего имя поэта:

 

Щедрый господь наш и бог…

Яко свеща светла непорочная твоя душа…

Из ложесн твоих неизреченно проиде…

Телесное и недооуметелное оума моего…

Аще паки и недостойными оустнами…

Во дни наша яви господь благодать свою…

Аще бог тя прслави на небеси и на земли…

С болезненою душею и сокрушеным сердцем…

 

В такой форме — «САВАТИЯЩЕ» — подписывался известный русский писатель и поэт-досиллабик первой половины ΧVII века, справщик Савватий (см. Шептаев Л. С. Стихи справщика Савватия. ТОДРЛ, М:; Л., 1965, т. ΧΧI, с. 5–28).

В заключение исторического обзора В. К. Былинин полагает:

1. Знакомство с акростишными формами на Руси происходило одновременно с появлением и распространением славянской письменности. Однако из-за недостаточности фактического материала точное время появления древнейших собственно русских акростихов пока не установлено, хотя условно это может быть ΧII век.

2. В русской литературе ΧIII-ΧV веков акростихи находили применение преимущественно в гимнографических жанрах.

3. Наиболее интенсивное развитие старорусские акростихи получили во второй половине ΧVI века.

Мы не ставили перед собой задачу серьезного исследования роли акростиха в появлении на Руси литературно-художественной традиции.

Однако, ознакомившись с его техническими особенностями и возможностями, а также практикой использования его нашими предшественниками, мы пришли к выводу, что эта древнейшая поэтическая форма незаслуженно отнесена к разряду прикладного стихосложения.

В работе Н. Н. Шульговского («Прикладное стихосложение» Л., 1929) приведены 16 типов стихотворений этой категории:

акростих (мезостих), анаграмма, буриме и монорим, липограмматический стих, логогриф, макаронический стих, метаграмма, амоним, палиндромон, ропалический стих, стихотворения — крипты, тавтограмма, центон, хронограмма, шарада, эхо-стих.

Рассмотрев смысл этих стихотворений, мы установили, что 7 из 16 являются стихотворными ЗАГАДКАМИ, 8 несут в себе элементы соревнования на совершенство в технике владения мастерством версификации (элемент упражнения, которым с увлечением пользовались В. Брюсов и З. Гиппиус в буриме), а ОДИН из 16 — акростих — кроме игровой черты — подарочности подношения (преимущественно в случае фамилии и имени адресата) обладает еще и исторической функцией — ОХРАНИТЕЛЬНОЙ, т. е. ТАЙНОПИСЬЮ.

И эта Тайнопись не игровая, как в анаграмме или логогрифе, а действительная. Великолепный образец этой тайны только через 93 (!) года разгадал литературовед Владимир Дядичев (в статье «Два этюда о русском сонете» ИЗВЕСТИЯ РАН, серия литературы и языка, 2013, том 72, № 2, с. 49–58).

И этот образец создал один из великих мастеров стихосложения — Валерий Брюсов.

 

Безумной жизни поредевший дым

Рассеян странно. Просветлели дали;

Огни беседок выступили; встали

На небе звезды знаков неземным.

 

И видишь снова, как в глухом провале,

Сны душной страсти, с обликом живым,

Ласкают взоры блеском золотым.

А память манит сладостью печали.

 

В тот мир забытый ты вернешься ль вновь,

Ему ль поверишь, осмеяв ошибки,

Решась прославить, как в былом, любовь?

 

Уста сжимает горький яд улыбки,

Но вижу: быстро в даль плывет туман,

Ты — в колебаньи… Торжествуй, обман!

 

1 июня 1920

 

Владимиру Дядичеву посчастливилось раскрыть только после внимательного изучения альбома Брониславы Рунт, поступившего на хранение в фонд Государственного музея В. В. Маяковского (подробности см. в статье Дядичева).

В связи с этим необходимо отметить, что заглавие или примечание, сопровождающее любой текст, является ключом к его пониманию, а их отсутствие может означать либо безразличие к содержанию текста, либо скрывать его истинное значение, что особенно важно для акростиха.

И здесь мы готовы вступить в дискуссию с В. Дядичевым о художественном замысле в сонете «Безумной жизни поредевший дым…», а точнее о роли акростишной строки в художественном замысле.

Анализируя особенности рассматриваемого сонета В. Брюсова, В. Дядичев пишет:

«Исследователи, не предполагая конкретного адресата, …, ограничивались, таким образом, лишь разбором композиции произведения, его места (как они его понимают) в творчестве Брюсова, общими оценками «качества», «каноничности» произведения как особой твердой стихотворной формы.

Нет никаких оснований полагать, что об акростишной адресации сонета Бронеславе Рунт знали или как-то догадывались и сами его первые публикаторы: И. М. Брюсова (Рунт, старшая сестра адресата), Н. С. Ашукин и А. А. Ильинский-Блюменау.

Между тем, обращение сонета к Брониславе Рунт является художественным замыслом произведения: в стихотворении дважды — в девятом и (что особенно важно для сонета!) четырнадцатом заключительном, резюмирующем стихе, так называемом сонетном замкé — имеется обращение к адресату сонета: «ты». То есть, акростишная фраза «Брониславе Рунт» является важнейшей и неотъемлемой частью сонета как художественного произведения… Несомненно, персонально адресованный текст, благодаря специальным средствам выражения — … — обретает новые возможности эмоционального, экспрессивного воздействия не только на эксплицированного адресата, …, но и на любого читателя этого текста. Его восприятие, как некоего «абстрактного» размышления о прошедшей «безумной жизни» (где «ты» уже должно восприниматься как обращение к читателю) становится художественно неполноценным и попросту неверным».

Мы привели здесь объемную цитату для того, чтобы наша дискуссия была понятна читателям без непосредственного обращения к статье В. Дядичева.

Приводим аналогичное произведение Валерия Брюсова:

 

ИГОРЮ СЕВЕРЯНИНУ

Сонет-акростих с кодою

 

И ты стремишься ввысь, где солнце — вечно,

Где неизменен гордый сон снегов,

Откуда в дол спадают бесконечно

Ручьи алмазов, струи жемчугов.

 

Юдоль земная пройдена. Беспечно

Свершай свой путь меж молний и громов!

Ездок отважный! Слушай вихрей рев,

Внимай и с улыбкой гневам бури встречной!

 

Еще грозят зазубрины высот,

Расщелины, где тучи спят, но вот

Яснеет глубь в уступах синих бора.

Назад не обращай тревожно взора

И с жадной жаждой новой высоты

Неутомимо правь конем, — и скоро

У ног своих весь мир увидишь ты!

 

Анализируя это произведение в книге «Развитие классических форм стихосложения» (Юрий Хрычев, «Орбита-М», М., 2009, с 64–65), мы писали:

«Ставя в акростроке имя и фамилию, автор послания — Валерий Брюсов «Игорю Северянину» — обращается лично к нему, отмечая его способности, амбиции, и завершает послание пожеланием достижения наивысшего мастерства и значения. Общий замысел прост до обыкновенного штампа, и хотя по внешней форме текст претендует на соответствие канону сонета, по сути (а главное в форме сонета — внутреннее содержание) он ему не соответствует: это монолог, нет «борьбы противоположностей». Но это с точки зрения канона, а с точки зрения посвящения, произведение выполнено блестяще, в единой художественной форме (единственная, на мой взгляд, некорректность — «Юдоль земная пройдена», а адресату всего 25 лет! Но оппоненты вправе утверждать обратное — Брюсов имел в виду под юдолью не жизненный путь, а первоначальное значение этого слова — «долина». Однако и в этом случае корректнее было бы написать: «Юдоль успешно пройдена», так как «юдоль земная» — устойчивое выражение нашего времени».

Итак, перед нами два акросонета одного автора, оба в акростишной строке имеют обращение к адресату, тексты обоих произведений блестяще соответствуют художественному замыслу (у «СЕВЕРЯНИНУ» обыгрывается восходящая звезда его литературного пути, у «РУНТ» — сложнейшая интимная ситуация).

Но! Произведение 1912 года имеет «дублирующий» адресат и четкий подзаголовок, а произведение 1920 года не имеет ни заголовка, ни примечания, что это «акро», хотя по существу является настоящим акросонетом, почему?

Из материалов статьи В. Н. Дядичева следует, что брюсоведы теперь могут добавить к «адресатам лирики В. Брюсова» (Л. Н. Вилькиной, Н. И. Петровской, Н. Г. Львовой, Е. А. Сырейщиковой, А. Е. Адалис, И. М. Брюсовой (Рунт) и имя ее родной сестры Брониславы Рунт).

Но в 1920 году это было нежелательно, а, может быть, и невозможно!

И В. Брюсов воспользовался древнейшей особенностью акростиха — ТАЙНОПИСЬЮ.

Однако в этом случае нужно было оформить содержание текста таким образом, чтобы оно имело двойной смысл — в сочетании с акрострокой и без нее.

И Валерий Брюсов решил эту задачу гениально! Лучшими доказательствами этого служат:

— Высказывание К. С. Герасимова (в работе «Валерий Брюсов и диалектика сонета», Сборник научных трудов, Ставрополь. 1986, с. 12–18), который говорит о рассматриваемом сонете:

«сладость печали» о былой страсти и «живой облик» новой (катрены) — поверить ли снова любви (первый терцет) — «торжествуй, обман» (второй терцет). Синтез намечен в первых же словах сонета: пусть жизнь — безумна и любовь — обман, но в торжестве ее — и печаль и сладость».

— Высказывание М. Л. Гаспарова, он пишет об интересующем нас сонете:

«…Сонет 1920 г. «Безумной жизни поредевший дым…»: тезис: развеивается повседневность; антитезис: вновь встают мечтания молодости, перелом (как бы развернутое «но»: «в тот мир забытый ты вернешься ль вновь?»; синтез: да, вернусь, хоть и знаю, что он — обман. Синтезированная мысль возникает из наложенных друг на друга двух исходных» (Доклад на Брюсовских чтениях (1996) ««Синтетика поэзии» в сонетах В. Я. Брюсова»).

Таким образом, оба гранда стиховедения не догадались о присутствии в тексте акростроки, но однозначно расшифровали художественный замысел Брюсова в сонете (признанный В. Н. Дядичевым «попросту неверным»), а «краестишная» строка помогла сохранить секрет интимной записки почти на столетие! Но безусловно, по нашему мнению, была прочитана только адресатом — Брониславой Рунт, сохранивший семейную тайну.

Далее о связи художественного замысла в произведении с акростишной строкой или роли акростишной строки в художественном замысле.

Как было сказано выше, акростих — форма древняя, но и редко употребляемая уже потому, что резко ограничивает «свободу» автора, особенно, если требования к произведению должны соответствовать высокому художественному уровню. По этой причине абсолютное большинство акростихов создается как посвящение адресату, который может быть удовлетворен любым уровнем текста, когда акрострока содержит его имя и фамилию.

Например, в сборнике «РУССКИЕ СОНЕТЫ» (Минск, ХАРВЕСТ, 2003) из 86 авторов, представленных 492 сонетами, только 3 автора (3,5%) отметились 7 акросонетами (1,4%): Валерий Брюсов — 2, Бенедикт Лившиц — 4 и София Парнок — 1 и все они посвящены конкретному адресату.

 

Сонет Брюсова к Северянину мы рассмотрели, теперь рассмотрим другое произведение:

 

София ПАРНОК

АКРОСТИХ

 

Котлы кипящих бездн — крестильное нам лоно.

Отчаянье любви нас вихрем волокло

На зной сжигающий, на хрупкое стекло

Студеных зимних вод, на край крутого склона.

Так было… И взгремел нам голос Аполлона, —

Лечу, но кровию уж сердце истекло,

И власяницею мне раны облекло

Призванье вещее и стих мой тише стона.

Сильнее ты, мой брат, по лире и судьбе!

Как бережно себя из прошлого ты вывел,

Едва вдали Парнас завиделся тебе.

Ревнивый евнух муз — Валерий осчастливел

Окрепший голос твой, стихов твоих елей,

Высокомудрою приязнею своей.

 

1916

 

1‑й катрен — обоюдное отчаянное чувство любви! (теза);

2‑й катрен — возникает новое увлечение — искусством (антитеза);

1‑й терцет — и ты оказался искуснее меня и тихо ушел..,

2‑й терцет — вдохновленный похвалой великого мастера (опять-таки Брюсова, который в начале ΧΧ века был одним из кумиров молодежи). Синтез или компромисс — в признании: «Сильнее ты, мой брат, по лире и судьбе!» Это мужественный поступок Софии: расстаться с любимым человеком во имя его будущей карьеры или, во всяком случае, не препятствовать ему в этом, но для нас не это главное.

Мы рассматриваем роль акростроки в художественном замысле. И теперь, сравнивая сонеты Брюсова — «Игорю Северянину» — и Парнок, видим:

у обоих акрострока содержит имя и фамилию адресата, у обоих название текста раскрывает акростроку, а у Брюсова еще и дублирует ее, и по существу она является простым украшением текста, свидетельствующем еще и, ввиду особой сложности версификации, о повышенном уважении автора к адресату, но не более. В данных контекстах, по нашему мнению, акрострока не является частью художественного замысла.

Однако, кроме древнерожденного свойства — тайнописи, у акростроки есть еще одна возможность участвовать в художественном замысле. Это происходит тогда, когда акрострока содержит текст самостоятельного содержания, являющийся частью основного художественного замысла.

У читателя может возникнуть вопрос: зачем автору обращаться к акростроке, когда он может осуществить свой художественный замысел обычным способом, расширяя, а не ограничивая информационное пространство? Именно так и поступает абсолютное большинство современных авторов, которым проще, отправляясь на планируемое торжество к знакомой женщине, купить по дороге охапку любых, соответствующих сезону, цветов, чем предварительно побегать по городу и найти или самому смастерить небольшую икебану, которая ошеломит ее мгновенно и надолго.

А в буквальном смысле речь идет о ТВЕРДЫХ поэтических формах. Они общеизвестны, но акростих пока не входит в их число. Однако мы готовы предложить высочайшему экспертному Совету литературоведов подумать о значении и месте акростиха как особой поэтической формы. И чтобы рассмотрение это было предметным, предлагаем к обсуждению следующее произведение:

 

Юрий ХРЫЧЕВ

АКРОПОЭМА

 

1.

Открыл глаза, а небо тускло,

Желейные, сплошные облака,

И стрелка пала на барометре от сгустка:

Дождь, снег ли мокрый за окном пока.

 

А на душе обширным пледом штиль:

Ни всплеска чувств, ни их примет присутствий

И, как на море на десятки миль,

Едва ли проблеск хоть один предчувствий…

 

Ладья еще дрейфует в океане.

Юнона, как скалистый берег, далека.

Ближайший бриз запутался в тумане.

Все призрачно.

И ты, как лис, в капкане.

            И кто бы вызволил,

                        чей взгляд или рука?!.

 

2.

Жалкий лист рад в пути каждой яме.

Даль размыта от слез иль дождей?

У плакучей березы ветвями,

Словно арфой звенит чародей.

 

Ты услышь эту музыку в роще,

Облетевшей насквозь на юру —

Будешь жить и страдать будешь проще

От любви, от обид на миру.

 

Юность канула звездочкой в тучах,

Взгляд на жизнь, как калина, созрел.

Сколько раз упускали мы случай,

Тяжело отрываясь от дел?!

 

Разметало все тучи. Над лесом

Еле вскинут платочек зари.

Что-то хочется выскочить бесом

И кричать, как кричат глухари!..

 

3.

Зелеными бедовыми глазами

Светилось существо из темноты.

Упало с неба? Вскормлено лесами?

Насторожило на кнуте тропы.

И замер я, боясь спугнуть виденье.

Щемило душу таинство огня.

Необъяснимое растущее волненье,

Едва возникнув, обожгло меня!

Живой души лукавые потемки!

Единственное в образе своем,

Теперь оно легло на дно котомки,

И я его понес за окоем!

 

Щедра Земля: и плоть ее, и дух,

И свет бедовых и лукавых двух…*

 

* Этот акростих читается снизу вверх и направо — первая строка.

 

4.

Я был не жрец, не раб желанья:

Тянулась нить веретена;

Едва увиденная, ланью

Блеснула на заре она.

 

Я не бежал от искушенья,

Полета голубых петард —

Обворожила!.. Но сближенью

Любой ощеривался ярд.

 

Юнона! Каменная крепость!

Бесплодна, безрассудна блажь?!

И все же я, презрев нелепость,

Ладью послал на абордаж!..

 

Гроза прошла и ветер стих —

Сонет родился для двоих…

 

5.

Желтели листья на березе,

Едва дохнули холода.

Неброская

                    в лучистой грезе

Щемяще прошептала:

                                  — Да…

И купол неба —

                        сводом храма,

Настоем трав —

                        разлив волос,

Аккорды ветра —

                        вздох органа,

Мерцанье глаз —

                        немой вопрос?!

О шквал страстей и чувств волна —

Я захлебнусь!

                        — Нет, не…

                                    не на..

 

6.

Путь открыт! Красавец лайнер

Отойдет в урочный час.

Мир откроет, как дизайнер,

На одной из старых трасс.

И, быть может, так случится:

Любо-дорого в пути

Юность в сердце постучится

Бравым парнем — не пройти!

И забудешь все на свете:

Миг пронзит, как пуля, грудь!

Ахнешь тихо…

                        На планете

Я споткнусь о что-нибудь,

Полечу, в преграду врежусь,

Окровавлю белый снег!..

Миг — магическая нежность,

Наплывающая свежесть

И

   грозы короткий бег!

 

7.

Твой образ у меня перед глазами,

Я чувствую дыханья рваный ритм:

Натянутые струны извлекали

У стройного смычка ответный флирт!

 

То он метался, то скользил по струнам,

Соотнося и страсть, и наслажденье,

Являя образ римлян в пику гуннам,

Да, впрочем, всех племен без исключенья.

 

Но в прошлом все —

Игра, азарт скрипачки,

И тридцать с лишним сумасшедших лет!..

 

Нет обнадеживающих примет

Открыть дыхание второе у землячки,

Чья скрипка отыграла все?!

 

И да,.. и нет!

 

1975–2014

 

Сюжетная схема повести в частях:

I и II — ожидание любви, III — встреча, IV — борьба за достижение взаимности,

V — свершилось, VI — любовь и ревность, VII — любовь не вечна, но конец не очевиден…

Художественность произведения предполагает оригинальность замысла и совершенство формы его выражения. С этой точки зрения замысел прост как обыкновенная истина, а форма выражения сложна и оригинальна.

Ожидание встречи с любимым человеком, борьба за достижение взаимности, а потом за сохранение этого чувства и … — вот и вся фабула, но все это выражено калейдоскопом картин природы, мимолетных встреч и душевных переживаний да еще и с использованием текстов акростиха.

А это еще зачем, спрашивали друзья при прослушивании? Уловить акростих на слух невозможно, зачем эти ограничения автору?

Многие помнят, как в 60‑х годах молодые советские поэты собирали целые стадионы. А история сохранила память о соревновании поэтов в Политехническом, где Владимир Маяковский состязался с тогда молодым Игорем Северяниным. Владимир был сильно огорчен победой конкурента, объявленного по результатам этого соревнования Королем поэтов. Теперь же, читая, анализируя и оценивая их произведения, мы отдали бы предпочтение Владимиру Маяковскому, признавая однако, что оба хороши в избранном ими амплуа.

Поэзия может звучать с эстрады, но тексты должны создаваться с учетом особенностей слухового восприятия.

Ответ на прямые вопросы наших слушателей мы дадим ниже, а сейчас продолжим анализ поэмы.

I часть — вступление. По форме — акросонет золотого сечения (тринадцатистишный).**

1‑й катрен — однажды герой просыпается в ненастную погоду и обнаруживает (2‑й катрен) полное душевное безразличие ко всему происходящему (тезис). В пятистишии приходит осознание одиночества и возникает желание вырваться из этого беспросветного состояния (антитеза). И в акростроке формулируется синтез.

II часть — продолжение темы. По форме — шестнадцатистишный акростих.

1‑е четверостишие — наступила осень: «Жалкий лист рад в пути каждой яме». Необходимо раскрыть образ этой метафоры: ветер судьбы срывает и несет по дороге жизни живые существа. Оторванные от материнского начала (чрева, древа), они начинают собственную жизнь. Наш лист, в лучшем случае, попадает на благодатную почву (дерн) и, соединяясь с другими скитальцами, образует гумус — плацдарм для возникновения новой жизни. В худшем случае, гонимый по дороге и камням под ударами копыт и колес, лист рассыпается на мелкие кусочки, которые в конце концов превращаются в пыль.

А между тем, 3–4‑е строки и 2‑е четверостишие, внутренний голос призывают прислушаться к голосу природы.

Приходит — 3‑е четверостишие — ощущение уже пройденных этапов жизни и предыдущее только наметившееся желание в 4‑м четверостишии превращается в настоящую жажду — 15, 16 строки и акрострока.

III часть — неожиданная встреча. По форме — английский (шекспировский), но необычный акросонет, которого у Шекспира никогда не было (да и ни у кого тоже). Первые три катрена — описание находки лесных светящихся живых существ. Заключительное двустишие — намек на что-то более существенное, а в акротексте, использующем древние особенности, прямое описание находки.

Мы не будем проводить детальный анализ последующих частей поэмы, поскольку их сюжетная схема приведена выше, а раскрытие роли акростроки показано на примере трех первых частей.

Теперь отвечаем на вопрос, зачем понадобилась акрострока вообще и в этой поэме в частности.

Главная особенность акростиха в том, что его текст должен быть настолько художественным произведением, чтобы (при необходимости) даже высококвалифицированный литературовед не догадался бы о его существовании, как это случилось с академиком М. Л. Гаспаровым при изучении сонета Валерия Брюсова. Это — тайнопись.

Вторая особенность — это несомненная принадлежность к стихотворениям твердых форм (французского и итальянского происхождения — секстина, сонет, рондо, рондель, триолет; восточного — газель, рубаи, танка). Параметры, заранее определяющие эти формы — количество строк, рифмовка, метр, строфика и пр. А в нашем случае — количество конкретных букв в акростроке.

При этом, в случае совпадения количества букв с любой из перечисленных выше твердых форм и соблюдения канона конкретной формы это может быть акросекстина, акротриолет и даже акросонет, т. е. самая сложная стихотворная форма на сегодняшний день.

Третья особенность — вытекает из его второй особенности — в случае акросонета, количество канонических строк из 14‑и фактически (в акропоэме — часть 3‑я) превращается в 16! (и никаких отступлений от канона). Попробуйте «поиграть» с этой формой, у нас на эту поэму ушло полжизни.

Интересно, а переводчик взялся бы за эту работу?

И, наконец, четвертая особенность — самая легкая — подарочность подношения, когда обращение к адресату происходит не в посвящении над или перед текстом (в заголовке), а непосредственно в «недрах» текста.

Надеемся, что наши аргументы дают повод стиховедам-теоретикам подумать о переквалификации формы акростиха из разряда прикладных (игровых) форм в основные — твердую форму, а акросонета — в твердую форму наивысшей сложности.

А что касается существующего мнения, что основная масса стихотворцев сейчас предпочитает не ограничивать себя твердыми формами, то:

 

свободных соискателей на роль

в спектакле классика

обычно тьма,

но лишь один

становится — Король,

два-три — завистники

и челяди — сполна!

 

** Это название предложено нами в книге «Теория и практика новых форм классического стихосложения», М., Вест-Консалтинг, 2014.




 
 




Яндекс.Метрика
      © Вест-Консалтинг 2008-2022 г.