Гвозди номера № 10 (114), 2014 г.

Я пишу тебе, брат мой далекий,
Из-за синих, безбрежных морей,
В час заката, когда огнеокий
Он играет на окнах дверей.

На ступенях крыльца, на том Свете,
Где средь писем, средь многих других,
Я все жду хоть коротенькой вести
От тебя, беглых строк дорогих.

Но напрасно: ни слова привета
Ты не шлешь вот уж несколько лет,
И никто из родных… Что же это?
Или всех вас в живых уже нет?

Непосильна такая утрата —
Каждый миг в ней слезой орошен,
Ибо в облике милого брата
Я родного народа лишен.

Но я жду. Ожиданье — надежда,
А в надежде — всей жизни мосты —
В ней равны и мудрец, и невежда,
И пустыни небес не пусты.

За день почта немало приносит:
Сноп газет, объявленья, счета.
Каждый день кто-то что-либо просит —
Бесконечных сует суета.

Каждый день чей-то друг в черной рамке,
Длинный список потерь на войне —
Дань безносой прожорливой Даме
Все обильнее в каждой стране.

Да, великие, брат, приключенья
Происходят на нашем веку —
Изменились ветра и теченья,
И века в непорядке текут…

Все попятилось к средневековью,
А меж тем, мир кует свой прогресс…
Знать, по-старому — жертвой и кровью
Воздвигается подвига крест…

И решил я тебе откровенно
Молвить слово один на один,
Обсудить, что в былом незабвенно,
Что в грядущем достойно седин…

Если даже тебя уже нету —
Пусть на Родине всяк будет брат:
Только брату пишу я все это
Из-за моря скорбей и утрат.

Вот пришел я домой на закате —
Дни труда, как свинцом, налиты,
И сажусь помечтать об утрате
Многих утренних зорь золотых.

Не узнал бы ты прежнего брата —
Сложный путь мне судьба отвела,
Да и юность, что рдела когда-то,
Полиняла, мой друг, отцвела.

Но бывали и мы рысаками:
Ты мне ребра по-братски крепил,
Я делился с тобой синяками
И от боли белугой вопил…

И давно ли в нужде многотрудной
Шли мы вместе по лону земли,
Где до нас, в тишине непробудной,
Пахарей поколенья легли?

Нашей матери всем я обязан:
Тем, что правду искать не устал,
Тем, что к Родине сердцем привязан,
Даже тем, что мечтателем стал.

Потому-то и мать, и родитель
В назиданье грядущих племен
Почтены мной на сером граните
Среди здешних заморских имен.

Пусть пришелец России, случайно
Натолкнувшись, нагнется, прочтет
И в смущении необычайном
Постоит, помолчит, отойдет.

Пусть не знает никто, чем велико
Имя русской безвестной четы —
Ведь и время заносит безлико
Труд победный в живые черты.

С той поры, как мой конь гнедо-карий
Рассекал серебристый ковыль,
Шар степной и простор полушарий
Измерял мой пытливый костыль.

Но со мною родимые тропки
И увалы, что были ничьи,
И долины, и круглые сопки,
И знакомые с детства ручьи.

В тайном вздохе и песенке грустной,
В ярком дне и бессонной ночи
И в труде, и беседе изустной,
Бьют все те же живые ключи.

На высотах и в дебрях Востока,
И под пальмами южных пустынь,
И на северной стуже жестокой,
И средь западных древних святынь;

В Цареграде, Бизерте, в Тулоне
И на белом прованском песке,
У подножья колонн в Пантеоне —
Всюду верен я той же тоске…

И повсюду, где в дымке скитаний,
Незакатно горела заря,
Выплетал я свой невод мечтаний,
Чтоб в попутные бросить моря,

Чтобы щедрым, богатым уловом
Одарить бы родимый простор,
Чтоб сравнением — вещим и новым —
Летописный украсить узор.

Много стран и скорбей я измерил,
Под трудами чужбин изнемог,
Но я в Родину верил, я верил,
Как ты в пашенный веришь залог.

Мудрено ли, что в мире исканий,
Средь друзей или вражеских масс,
В буре свиста и рукоплесканий
Был правдив мой о Родине сказ.

Почему же, ты спросишь, наверно,
Я не еду в родные края?
Потому, что люблю я безмерно
Приключенья, что сказку таят.

Повидал я на свете не мало
И чудес, и красот, и прикрас,
Только сказка, что сердце искало,
На Руси оказалась у нас…

Вот по этой-то самой причине
И по голосу братской крови
Я сегодня в особой кручине
И хочу написать… о любви.

О любви, неизведанной прежде,
Что как луч в облаках, далека,
Что во сне, иль в бесплотной надежде,
Только самым счастливым близка.

Так близка, как закатный луч солнца,
Приникая прощально к земле,
Сыплет золотом даже в оконце —
Помнишь? — хижины нашей в селе.

Помнишь нивы пшеничной суслоны,
Блеск серпов и прозрачный ручей,
Жницы, матери нашей поклоны
В позолоте последних лучей?

Так далекое может быть близким,
Так мы сказку творим наяву,

Если только высокое низким
Не завалим в кладбищенском рву…

Да, в долгу я у дедовских пашен,
Что оставил давно позади:
Это ими мой путь был украшен,
Ими песни творились в груди.

Потому, на житейском закате
Дожиная ржаную постать,
Не хочу я в последней расплате
От плательщиков долга отстать.

Заплачу и слезой, и улыбкой.
И устои, увы, потрясу,
Как в пословице молвится гибкой:
Всем сестрам по серьгам поднесу…

Но убогое слово не сможет
Объяснить ту тревогу в тиши,
Что волнует, и точит, и гложет,
Как червяк сердцевину души…

И все чаще я вижу виденье:
Поле жатвы, мелькают серпы.
Труд и зной. Голубое кажденье
От костра застилает снопы.

На меха, как молящие руки,
Две оглобли торчат в небеса,
А на них, от безделья и скуки,
Ветер люльку раздул в паруса.

Эта люлька, что ветер качает —
Не звено ли грядущих времен?
Без нее вся земля одичает,
С него мир — в цвете ярких знамен.

Так владеют видения мною,
В них мне грезится Родина-мать,
Назову ль я их песней родного,
Иль никак не сумею назвать?

Только знаю, что имени нету
Для того, что в слова не вместить,
Что, скитаясь по белому свету,
Я не смею по ветру пустить.

Это зори за балкой знакомой,
Это копны на дальнем лугу,
Это воз с золотою соломой,
Это все, что забыть не могу.

Это праздничный звон колокольный,
Это пашенный запах земли.
Или песенный голос раздольный,
Или в небе летят журавли.

Это крестик над вечным покоем,
Это в марте косач на току…
Словом, все, все такое,
Что в восторг претворяет тоску…

Так-то, братец, и я, грешным делом,
Заскучал о родных очагах,
О бескрайных, таежных пределах,
О горах и степях, и лугах.

И о дымке Отечества сладкой,
О тропинках, знакомых давно,
О ручьях, из которых нападкой
Пил я, видя прозрачное дно.

Вот пишу и писать не устану —
Не могу оторваться от строк,
Точно медленно в старую рану
Лью по капле целительный сок.

Не забыть, как великий Шаляпин
Мне такое однажды сказал:
"Я бы там даже черта облапал,
Я б там волка, как брата, лобзал".

Не пойми меня как-нибудь ложно:
Я на личную жизнь не ропщу —
Все, что смертному только возможно,
Я имею здесь — все, что хочу.