Литературные известия
Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»
Подписаться  

Главная

Издатель

Редакционный совет

Общественный совет

Редакция

О газете

О нас пишут

Свежий номер

Гвозди номера

Архив номеров

Новости

Видео

Реклама

Авторы

Лауреаты

Книжная серия

Обсуждаем книгу

Распространение

Подписка

Реклама в газете «Литературные известия»

Магазин


       

Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов




Гвозди номера № 20 (24), 2009 г.



"ЗАСТОЙ. ПЕРЕСТРОЙКА. ОТСТОЙ":
РАЗНЫЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
Роман Евгения Степанова "Застой. Перестройка. Отстой." стал бестселлером. В чем причина успеха? Сегодня мы обсуждаем эту книгу.
Редакция

ИРОНИЯ МАРК-ТВЕНОВСКОЙ ПРОБЫ

Прочитал роман Евгения Степанова "Застой. Перестройка. Отстой.". Что в нем необычно? Прежде всего — огромная энергия. Я как читатель, получив большую дозу Степанова, стал другим человеком. Как будто наговорился, как часто бывало в Москве, отчего я тоже душой оживал. Теперь о романе. Основная тема его — грусть. Но какая именно и о чем? Жизнь советская и постсоветская — вроде не слишком очаровательная, которую мы прожили — встает в нем без прикрас и не измельченная, а она измельчала себя каждый перестроечный день, прошли годы и все измельчилось в труху — и вспомнить нечего, получилось, что отбывал номер, а не жил, будто я не пережил, а переждал, в сторонке сочиняя для себя свой мир исключительных эстетических удовольствий. Так же и во времена СССР жили. От кухни до кухни — кухня была и капище, и Гайд-парк. А при этом — если я высказывал всю полноту правды, почему-то все становилось еще скучнее и мельче — получалось, что писать прозу мне про современную жизнь неинтересно — она некрасива как бы и распыляет себя саму по мелочам. А у Степанова все наоборот — правда во всей полноте, жизнь узнаваема в своей ежедневной текучке, но она другая — неизмельченная, а живая и пережитая сердцем и умом — даже среди плутократического чиновничьего термитника. Степанов вроде и не ищет только исключительных сторон в жизни, а она сама отражается в блеске. А иногда и ирония марк-твеновской пробы — там, где про Америку. Куприн писал, что у Марка Твена злобный юмор редко встречается — юмор для юмора, а не для злобы, он назвал его чистым юмором. Получается, что Степанов не переждал, не перестроил себя, не застоялся, а сердцем пережил, выстоял — и живые люди в этом переживании отразились. Этот нерв динамичной реальной жизни очень чувствуется в романе, ведь жизнь среди чиновников — это трагичная борьба. Этот материал самый трудный для серьезной литературы, и, если в таком романе читателю предлагают вместо инстинктивного цинизма, обид и пустого спонтанирования, вместо всего этого обычного набора — грусть, еле заметную для других лирику и ироничные парадоксы — это высокая литература.
Юрий МИЛОРАВА

РОМАН ЕВГЕНИЯ СТЕПАНОВА "ЗАСТОЙ. ПЕРЕСТРОЙКА. ОТСТОЙ.":
РАЗНЫЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

ЭТО РОМАН О ВСЕХ НАС

Изданный не слишком большим на сегодняшний день тиражом в 1000 экземпляров роман Евгения Степанова "Застой. Перестройка. Отстой." (М., "Вест-Консалтинг", 2009) сразу привлекает читателя своей искренностью. Там нет выспренности и претенциозной туманности, которую так любят напускать в свои произведения современные авторы, да там еще много чего "не"… Доискаться до истин можно обычным и таким сложным путем: "не врать", и Степанову это удается. Его герой Евгений Викторович Жарков — фигура в некотором роде автобиографическая. Не мизантроп, а вполне обычный человек, со своими слабостями и недостатками, но и со своими достоинствами.
В романе нет ненужных мелочей, а любые подмечаемые и любовно выписываемые детали — приметы своего времени, перестроечного, отстойного, непростого. Степанов — серьезный писатель, хотя шуток и искрометного юмора в романе предостаточно. Серьезный, прежде всего, тем, что стремится сохранить приметы времени для потомков, описать жизнь такой, какая она есть, без приукрашивания, охов и обильного слезотечения.
Это роман о всех нас. Не пропустите!

Ирина ГОРЮНОВА
НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ЖИЗНИ В ОДНОМ АБЗАЦЕ

Сразу признаюсь. Я давно не читала романов современных российских авторов.
Парадокс. Стеллажи ломятся от книг, как прилавки базаров от китайских пуховиков, а читать — нечего. На фоне цветастого разнотравья пухлых однолетних романов-сорняков — небольшой по объему роман Евгения Степанова "Застой. Перестройка. Отстой." задел меня выстраданностью каждого абзаца, предельной честностью овествования перед собой и своими читателями. Подобная честность сегодня считается безрассудством и практически вышла из нашего обихода. Временами то, о чем пишет в романе Евгений Степанов, — шокирует. Настолько узнаваемо, настолько точно описывается житейская ситуация, словно он не главного героя вывернул наизнанку, а лично тебя.
Возможно, со временем роман "Застой. Перестройка. Отстой." критики назовут историческим. Автор романа с дотошной скрупулезностью описывает жизнь главного героя шаг за шагом, оставляя задачу переосмысления исторического отрезка от эпохи Брежнева до эпохи Путина — потомкам. Задача романа зафиксировать без лжи, без прикрас жизнь отдельно взятой личности в контексте жизни страны.
Роман хронологический. Но это нисколько не умаляет достоинств повествования, поскольку автор Евгений Степанов умеет в огромном бурлящем потоке событий выделить главные, значимые, яркие. Отправные узлы последующих цепных реакций. Но, скорее, я бы назвала роман хроническим. Он очень неровный, болезненный. От шепота до крика. И потому название романа "Застой. Перестройка. Отстой." еще звучит как: Анамнез. Катамнез. Эпикриз.
Замечу, что лаконично, если не сказать аскетично, не только название романа. Все повествование романа выдержано в этом стиле. Это — авторский почерк Евгения Степанова. Он работает со словом не как художник. У него в романе вы не увидите размашистых колоритных мазков кистью. Он — скульптор слов. Из бесформенной глыбы спрессованных временем слов, он резцом отсекает все лишние, пустые. И вот уже несколько лет жизни легко умещаются в одном абзаце. Но при этом, образы в романе становятся лишь выпуклее и значимее. Вот так же, наверно, трудно и скупо высекались древние летописи на каменных скрижалях.

ЗАСТОЙ

Весь роман разделен автором на три временных отрезка и начинается, как в анамнезе, с рождения главного героя Евгения Жаркова. Он родился в маленьком щитовом домике, где мать с утра до вечера топила печь, чтобы в доме было тепло. Детство главный герой вспоминает так: "До шести лет я был совершенен, как все дети — почти ничего не боялся". Шли годы, а главный герой оставался совершенным, как в детстве.
Отправной точкой в понимании его характера является фраза: "Я любил футбол, любил играть, утверждаться в команде... отдавать умные, грамотные передачи". "Грамотные" — значит "правильные". Анамнез романа показывает, что главный герой, выросший в хорошей интеллигентной семье, не делает над собой сверхусилий, чтобы выбрать простой и правильный жизненный путь. На такую "правильность" не каждый имеет право, и не у каждого есть желание нести по жизни тяжкий крест совершенства ребенка. Герой романа в анамнезе — личность целостная, дорожащая своей целостностью, стремящаяся путем самосовершенствования согреть мир, как когда-то мать согревала их маленький дом. Первая растерянность от первого взрослого безответного чувства не делает главного героя слабее. Он покидает родной дом не потому, что перестал его любить, а потому, что считает такой поступок правильным. Возмужание Евгения Жаркова происходит в типичном пьянстве и разврате студенческого общежития маленького провинциального городка Кубиковска. Но грязь не липнет к герою романа. Родительская прививка высокой нравственности позволяет молодому человеку легко пройти первые испытания на прочность характера. Закономерно и вполне ожидаемо, что Евгений Жарков вскоре женится. А потом вместе с женой едет работать в сельскую школу.
А в школе дети не простые. С отставанием в развитии и из неполных семей.
И снова Евгений Жарков топит печь своей души с утра до вечера. Учит детей правильно писать и говорить. Казалось бы, размеренная, правильная жизнь ведет героя романа к персональной пенсии и званию почетного жителя города Кубиковска.
Но, как предвестник чего-то нового, непонятного и страшного, однажды ночью в дверь семьи Жарковых стучится старуха. "Холодно", — говорит она.
Герой напуган. Это слово не знакомо ему. Он вырос и жил в тепличных условиях.
И когда он попадает в "психушку", "дурку", дом призрения, он наивно думает, что это не правильно. Что это — нелепая ошибка. Скоро все выяснится и его отпустят домой.
Но, к своему ужасу, к вечеру он понимает, что придется жить в дурдоме неопределенное, если не всегда, время. А значит, учиться выживать. "Я сел в угол и начал смотреть по сторонам". Наблюдательный пункт за фикусом, принадлежавший ранее какому-то авторитетному психу, Евгений Жарков, сельский учитель словесности, выбрал интуитивно. Но это был правильный поступок. Он не изменил себе. Делал то, что умел. Смотрел и записывал. А не суетился, не ныл, не пресмыкался перед теми, в чьей власти он теперь находился. Вымыв руки, вытирался о свитер. "Дураки о тебе хорошего мнения, врачи — тоже", — скажет ему псих по имени Тимур. И угостит апельсинами.
Из дурдома Евгений Жарков вышел с осознанием того, что и в психушке не все — психи. Есть нормальные и, может быть, даже совсем не плохие люди. "Системе" в лице врача психдиспансера Селезнева и районного военкома оказался не по зубам подозрительно правильный учитель словесности, сочиняющий палиндромы.

ПЕРЕСТРОЙКА

Выписка из спецбольницы главного героя совпадает с глобальными изменениями в жизни страны. К тому же, в семействе Жарковых ожидается прибавление, что заставляет семью вернуться в Москву. Здесь главный герой, как всегда невозмутимо, констатирует, что за время его отсутствия родной город превратился в кубиковскую психушку...
Жарковы покупают маленькую квартирку в центре, но сосед, бывший военный, "квасит" так, что вонь стоит, как в дурдоме. И кабинет номер десять в музее писателя Николая Беднякова, куда он устроился работать экскурсоводом, мало чем отличается от десятого отделения спецбольницы. Знакомые все лица. Алкоголик, тунеядец, латентный диссидент, шизофреничка по прозвищу "пропаганда сионизма". Как говорил один псих, у женщин все тоже самое, только еще хуже. Но теперь это Жаркова не пугает. Главное — платят приличную зарплату. "Вам повезло. Вы пришли в правильное время", — говорит ему директор музея. В свободное от работы время, которого больше, чем работы, сотрудники музея пьют чай и философствуют на политические темы. Сходятся на том, что свободу дали, но перестройки системы не произошло. Но в том, что Жарков побывал в психушке, находятся и положительные моменты. Диагноз "невроз" помогает ему избежать призыва в армию. Он встречает бывшего одноклассника. Тот служил в Афганистане. А теперь угоняет автомобили и крадет продукты со складов. Жарков недоумевает, как такое возможно, но осуждает не бывшего друга, а систему, в которой нет нормальной жизни для бывшего воина-интернационалиста. "...Я сидел за столом и размышлял. Что мы имеем на входе? Жизнь. Что мы имеем на выходе? Смерть. А в промежутке? Вот эту грязную, вонючую борьбу за существование, за выживание". Эти размышления приводят Жаркова к мысли: "Наверное, лучше — стать частью единой машины. И уже действовать изнутри".
Катамнез романа, отмеченный автором как "перестройка", заканчивается исходом из стен дома, ставшего для него адом.

ОТСТОЙ

В эпикризе мы видим уже совсем другого человека. Умеренно равнодушного и циничного.
Жарков вышел из-за "фикуса". Он прилагает все силы, чтобы стать частью "системы". И становится ею. Он — номенклатурная единица в крупной рекламной компании. У него есть начальник — высокий государственный чин. И есть подчиненные. Они носят ему пирожки. Есть зарплата и есть "откаты", которыми нужно делиться с начальством, как его подчиненные пирожками. Жаркова ценят за его исполнительность, активность и, как ни странно, честность. Он и здесь держится от всех несколько отстраненно, привычно за всеми наблюдает. И понимает, что его начальство — это уже не "система", а надсистемное новообразование финансовых воротил, которые используют "систему" для накачивания деньгами своих собственных карманов. Начальство меняется стремительно, как в калейдоскопе. Чьи-то любовницы сменяют чьих-то друзей. А потом друзья сменяют любовниц. И Надежда Алексеевна, толковая, кстати, сотрудница, носит тазик с пирожками очередному начальнику. Кажется, это называется "дежавю". Когда не отпускает ощущение, что все это уже когда-то было. "Дураки о тебе хорошего мнения, врачи — тоже". Когда начальником Жаркова становится Тимур — сосед по кубиковской "дурке", он понимает, что не он сломал "систему". А "система" сломала его. Он перестал быть правильным. Его знакомая гадалка Тамара попадает в психушку. Она умоляет Жаркова вспомнить детство. Стать снова правильным. Но он понимает, что это невозможно. Он продает свою квартиру и уезжает с семьей в Берлин. Там он неожиданно встречает бывшего коллегу по музею Николая Беднякова, латентного диссидента Виталия Шульца. Тот стал батюшкой в православном храме. "Счастье — знать свое место. Соответствовать ему. Не идти против судьбы", — наставляет Жаркова батюшка Шульц.
Жена и дочь Жаркова без внутренней ломки и борьбы ассимилируются на новом месте жительства. Но Жарков еще не знает своего места.
Он много ездит по миру. Судьба занесет его даже в Америку. И все же он возвращается в Россию. Ведь у него теперь есть свой "фикус" — семья, живущая в Берлине. Откуда он может спокойно наблюдать за тем, что происходит на его родине.
Жарков не дает оценок увиденному. Все анализы — потомкам.
И лишь название эпикриза "отстой", звучит как упрек "системе", в которой он был вынужден родиться и жить. Ведь он всего-то хотел быть правильным, "...утвердиться в команде... отдавать умные, грамотные передачи..."
А в ответ: "На в лоб болван".
В эпикризе романа нет последней точки. Как в истории болезни, последние страницы еще не заполнены. Их заполнит время. Автор оставляет главного героя в равной степени надежды и тревоги. В тот момент, когда ему звонит один из бывших начальников. Значит, "системе" все-таки нужны умные и правильные? Но нужна ли такая "система" Жаркову?
Анна ЛУЧИНА



 
 




Яндекс.Метрика
      © Вест-Консалтинг 2008-2022 г.