Литературные известия
Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»
Подписаться  

Главная

Издатель

Редакционный совет

Общественный совет

Редакция

О газете

О нас пишут

Свежий номер

Гвозди номера

Архив номеров

Новости

Видео

Реклама

Авторы

Лауреаты

Книжная серия

Обсуждаем книгу

Распространение

Подписка

Реклама в газете «Литературные известия»

Магазин


       

Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов




Гвозди номера № 08 (112), 2014 г.



Лилия ВОЛОХОНСКАЯ
 
ПОМНЮ, ВСЕ ПОМНЮ

Война расколола мое детство. Но все-таки оно продолжалось. Немцы подступали к Москве. Помню вагон — полутемный, холодный. Мы едем куда-то, и дорога наша такая же длинная, как это новое, странное, жутковатое слово "эвакуация". Едем вчетвером: я, бабушка Зина, мама и мой шестимесячный братик Тоша. Папу, главного инженера фабрики "Гознак", оставили в Москве. А вот об этом я значительно позже узнала: выдали ему ампулу с цианистым калием на случай захвата Москвы фашистами.
Дополз наш эшелон до Свердловска. Тут мы должны пересесть на другой поезд, ехать дальше до Новосибирска, а там опять пересадка до Сталинска (ныне Новокузнецк). И вот несколько дней мы живем на вокзале, на одной скамейке. Выдали нам по куску хлеба по эвакуационным талонам. А цыганята по полу бегают, грязные крошки хлеба собирают с пола. Четыре дня жили мы все четверо на одной скамейке в коридоре — душно, грязно, тесно.
Когда, наконец, достали мы билеты на поезд, влезть в него не могли — люди штурмом брали вагоны. Если б один военный дяденька нам не помог, так и остались бы мы на перроне. Тошу передали через чьи-то головы. Меня он поднял под мышки и сразу наверх на площадку поставил. Правда, потом в суматохе мы одного тюка так и не досчитались. "Какой хороший дяденька", — подумала я тогда. (А дяденьке было лет 18 или 19.)
Толчок! Мы поехали. Как по команде завелись в реве малыши. И Тоша плачет. Темно, весь вагон кричит, ругается. Из окошка дует, при посадке окно раскололи. "О, Господи! — крестится чья-то бабушка. Она сидит на боковой полке, к большущей корзине боком прижалась. — Мы-то ладно, мы грешные, а детям-то за что?" Пахнет махоркой, дым, душно. Кто-то орет, требует, чтобы курить перестали. Раненые спорят, им курить хочется. "Ладно, ребята, айда отседова! — солдат быстро соскочил на костылях со второй полки. — Вперед за мной!" Прыгнул он два раза и оказался у выхода на площадку, и за ним потянулись по проходу — кто с перевязанной головой, кто с рукой в гипсе, кто без руки совсем… Света в вагоне нет, дыру кое-как тряпкой заткнули. Люди копошатся в темноте, вещи дребезжат.
…Ночь не кончится никогда. Никак не могу уснуть, кашель мешает. На другом конце вагона кто-то орет: "Огонь! Огонь! Вперед!"
Потом я очутилась в чужом городе, нисколько не похожем на мой Ленинград. Сюда пришло письмо от Володи. Ему было 18 лет. Он вместе со своими друзьями — одноклассниками прошел ускоренный курс обучения в артиллерийском училище и пошел бить фрицев. А я переживала оттого, что ничем не могла помогать фронту. Я слушала по радио сводки от Советского информбюро, но взрослые надо мной только посмеивались, когда я заводила разговоры о событиях на фронтах.
Летом погиб Сашка длинный, Володин товарищ, а через три недели Андрей, круглый отличник.
На другой день пошла я в школу к старшей пионервожатой и попросила записать меня в тимуровскую команду. "Да ты еще маленькая, — заулыбалась она, — не пионерского возраста!" "Нет, честное октябрятское, я уже не маленькая! У нас Сашку длинного убили, и Андрюшу убили, и Ленинград мой в блокаде, понимаете?" Я расплакалась. Вожатая ушла, посоветовалась с кем-то, и меня включили в тимуровскую команду.
Мы с пионерами пололи грядки с овощами для госпиталей, ездили в лес собирать ягоды. Я ни одной ни разу не съела, чтобы раненым побольше досталось. Потом я стала сочинять стихи про фрицев — очень кровожадные, вроде этих:

С победным кличем, бойцы, вперед!
Бейте фашистскую свору!
Пощады не будет проклятому вору!
Мы закопаем его живьем,
Лоб его пулей стальною пробьем!

Свои стихи я посылала на фронт Володе. Он писал, что от них весь дивизион со смеху помирает. "Продолжай в том же духе. Твои стишата бойцам настроение поднимают. А ты, глупая, жалуешься, что ничем не помогаешь фронту". И в госпитале я свои стихи читала. Туда я часто ходила, картины смешные рисовала, письма писала за тех, у кого обе руки перевязаны, иногда и с ложечки кормила. Один раненый сказал: "Приходи к нам почаще, с тобой лежать веселее! А то заиграешься с подружками и про нас забудешь!" — "Нет, что вы, — ответила я. — Я вас никогда не забуду". Свое обещание я сдержала. Никого не забыла. До сих пор.
Когда самолет Сент-Экзюпери обстреливала немецкая артиллерия, он возвращался памятью в свое детство чтобы почувствовать себя под его высокой защитой! И теперь всегда, когда мне трудно, я памятью возвращаюсь в те далекие годы, когда все люди были так бескорыстны и самоотверженны, чтобы почувствовать себя под высокой защитой своего нелегкого и все-таки удивительного детства.



 
 




Яндекс.Метрика
      © Вест-Консалтинг 2008-2022 г.