Гвозди номера № 11 (15), 2009 г.

ты говоришь вслепую
а смотришь как немой
переходя другую
за адовой водой

кто поделился хлебом
с таким с тобой немым
в безветрие под небом
стой деревом как дым

заплаканные звезды
в небесных детдомах
как дети на морозе
в железных поездах

ты говоришь вслепую
руками у стены
Губанова целую
в глазах твоей страны
тебя не укачали

такие лагеря
ты не солги в начале
вслепую говоря

длится молчание в лицах
столько-то лет

изо рта высыпаются птицы
каменные и нет

слов легковесных воду я
Господи лил водой

Там никого кроме голубя
сказанного Тобой

отчего ты горишь
деревянный пустой вокзал
я встречаю дожди
я вхожу в них как в кинозал
где собаки живут
и рядами летает вой
где кого-то несут
улыбается как живой
привыкая к зиме
что не снилась еще а ждет
с кем об этом вдвойне
недоговорить найдет
исходя как ни в чем
в тихий почерк вобравший стыд
мы по кругу речем
бестелесно почти навзрыд

Эльмира умирала натощак,
и голову с закрытыми глазами
несла на вытянувшихся руках
на кухню — маме.

И слышала Эльмира головой,
как мама (недо)говорила строго...
Опять за старое, за каменной стеной –
рукой не трогать.

Эльмире снилось пять больших шаров
и три лица скуластых, незнакомых,
и несколько шаров было свинцовых
на пальцах у притихших докторов...

Кто ты такой за каменной стеной?
Эльмира голодна и безголова,
хотела вспомнить три-четыре слова,
летя над непропекшейся Луной...

Эльмира, в Рио-де-Жанейро ты
не прятала лица на карнавале,
кто говорил с тобой из темноты,
когда тебя вживую вспоминали?

Какой-то непонятный зодиак...
и несколько шаров было свинцовых —
Эльмира просыпалась натощак,
шел пятый сон, и не бывает новых.

Вдоль фонарей с большими головами
она катила впереди свой шар.
Свинцовый извивался тротуар,
и треснуло стекло в оконной раме,

когда грызущимся кривым клубком
три рыжих кобеля на грудь упали,
затянуты свинцовым поводком.

И долгий запах обожженной шерсти
дрожал и корчился, стоял на месте...

Как дым она катила впереди
себя слепую, полую внутри,
похожую на мать (наутро, полчаса),
а днем напоминавшую отца.

И в грязных парикмахерских, в таких,
где ножницы, ножи и ножевые, –
она катала свой стеклянный миф
сквозь двери, что визжали как живые.

Что делать в этом угольном шоссе?
Весь город, как разобранный конструктор.
Ей душно, но еще не по душе
сведенный судорогой воя репро-дуктор...

Прохаживаясь так, (она мертва),
но хорошея на пустых бульварах,

она писала странные слова
вдоль грифа на обугленных гитарах.

Сужался гомерический проспект.
Она катила шар, кипела Троя.

Эльмира заказала на обед:
стакан свинца и гречневый кастет
из греческого теплого героя.