Литературные известия
Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»
Подписаться  

Главная

Издатель

Редакционный совет

Общественный совет

Редакция

О газете

О нас пишут

Свежий номер

Гвозди номера

Архив номеров

Новости

Видео

Реклама

Авторы

Лауреаты

Книжная серия

Обсуждаем книгу

Распространение

Подписка

Реклама в газете «Литературные известия»

Магазин


       

Контактная информация:
Тел. 8 (495) 978 62 75
Сайт: www.litiz.ru
Главный редактор:
Е. В. Степанов




Гвозди номера № 7 (11), 2009 г.



ОН ЖИЛ В НЕПРОСОХШИХ ДНЯХ ТВОРЕНИЯ
(В Булгаковском Доме прошел вечер Памяти Алексея Парщикова)

3 апреля этого года в Кельне не стало крупного русского поэта Алексея Парщикова. Он ушел из жизни на 55 году. Русский поэт жил в Германии — он эмигрировал в Западную Европу в 1994 г. и сначала проживал в Базеле (Швейцария), а потом долгое время — в Кельне. Поэзия Парщикова представлена в значительных российских и зарубежных антологиях. Он автор книг стихов «Днепровский август», «Фигуры интуиции», «Cyrillic Light», «Выбранное», «Соприкосновение пауз» (в соавторстве с художником Игорем Ганиковским), «Ангары», «Землетрясение в бухте Цэ» (в соавторстве с художником Евгением Дыбским), книги эссе, писем и комментариев «Рай медленного огня» и др.
20 апреля, сразу после светлого праздника Пасхи, в Булгаковском доме состоялся вечер памяти Алексея Парщикова, на который пришли вдова поэта Ольга Свиблова, с которой они жили шестнадцать лет, причем как раз в период его поэтического становления — в 1980-е гг., его сын Тимофей, многочисленные друзья и ценители творчества. На небольшой поэтической площадке Булгаковского дома не только были заняты все кресла, но даже не хватало места в проходах. Однако люди стояли трепетно, тихо, не испытывая физического дискомфорта. Пространство расширялось за счет многих факторов — чтения хороших стихов, демонстрации видеозаписи с «живым» Алексеем Парщиковым, унесенности мыслей в ту эфемерность, которая для каждого когда-нибудь станет реальностью…
Куратор литературных программ в Булгаковском Андрей Коровин рассказал о своей встрече с Алексеем Парщиковым в его последний приезд в Москву. Алексей уже был болен, но надеялся вылечиться в Германии. Запланировали вечер его поэзии. Не успел...
...Начали с трансляции кадров, где Алексей живой. Автор этой видеозаписи, сделанной 13 июня 1997 г. в Кельне, — друг Алексея Нина Зарецкая. Парщиков читает стихи. «Славяногорск», «Домовой»… Он помогает себе движениями пальцев, они, крупные, плавно улавливающие ритм, прямо у лица каждого зрителя… Потрясающая иллюзия конкретности, живого присутствия Алексея.
Парщиков прочитал стихи, раздались аплодисменты.
Возможность первым сказать слово о поэте Андрей Коровин дал Кириллу Владимировичу Ковальджи. Известный поэтический наставник в свое время вел литературную студию при журнале «Юность», слушателем которой вместе с другими будущими «восьмидесятниками» был Леша Парщиков. Кирилл Ковальджи заметил, что первым должен был говорить Константин Кедров, потому что именно он стал зачинателем группы метаметафористов в Литературном институте. Студия при «Юности» появилась позже. «Леша Парщиков был наиболее сложный, наиболее спорный в студии. Он не брал привычные инструменты для создания стиха. Он изобрел свой собственный инструмент и научился превосходно играть на нем. Место Алексея было в России. Жаль, что он уехал в Германию. Но в русской поэзии он занимает достойное и неповторимое место.
Никто не говорил много. Это было бы не просто излишеством, а даже кощунством. Обо всем говорили стихи Парщикова. Жаль, что их звучало мало. Но 12 мая, когда будет 40 дней со дня смерти поэта, пройдет вечер, на котором желающие будут читать его и свои стихи. Никакой прозы. Никаких фраз, неспособных выразить горе. На стихи же всегда хватит нужных слов.
Ведь «лучшего рая для поэта, чем его поэзия, быть не может». Так сказал на вечере Константин Кедров. Он подчеркнул, что мы собрались в послепасхальный понедельник. Человек, умирающий в канун Пасхи и на Пасху, сразу попадает в небесное пространство… Мир Парщикова всегда был равен миру Эйнштейна. Алексей призывал привыкать к метаметафоре, безгранично расширяющей метафизику пространства. С помощью метаметафоры все пронизывается светом, все превращается в свет. И человек тоже. Взгляд Парщикова на мир удивителен, для него Вселенная — мешок новогодних игрушек (поэма «Новогодние строчки»)… Трагедия гения в том, что ему некуда расти. Гений может рано достичь точки, апогея, и расти ему будет уже некуда. «Восьмидесятник» ли Парщиков, если он создал многие свои важнейшие вещи в 1970-е? И дальше жил уже на этой, созданной им самим высоте. Константин Кедров рассказал о последнем письме Алексея. «Лежу весь в трубках. Но в мае я еду в Сицилию». Парщиков не боялся смерти...
Александр Ерёменко прочитал свое короткое посвящение Алексею и его стихотворение «Псы». Парщиков видится Ерёменко мечущимся в противоречиях, которые брались им из одной и той же духовной копилки.
Марк Шатуновский сказал просто — говорить об умершем человеке не интересно. Все интересное уже состоялось. Это то, что нам захотелось придти сюда. То, что мы увидели Алексея живым. То, что есть книги Алексея. Поэзия не создана быть мемориальной. Читатель узнает Парщикова один на один.
Михаил Дзюбенко поделился своими юношескими воспоминаниями — он начал давно читать стихи Парщикова, они были сложными. Дзюбенко их не понял. Но понял, что должен понять. Михаилу со слуха запоминалось большое количество текстов Алексея. Ночью после вечера поэзии было не уснуть, стихи шумели, жили в голове… Алексей Парщиков слышал, улавливал гул поэзии. В стихах Алексея была поразительная предсказательная сила. Он предрек и час своей смерти: «Умирай на рассвете, когда близкие на измоте». В своей поэзии Алексей сочетал серьезность и лукавство. Как человек он был очень обаятелен и был одним из самых замечательных собеседников.
Люди на вечере не поминали, а вспоминали Алексея. Многие заканчивали свою речь уверенным выводом — это был великий человек, это был гений.
Ольга Свиблова, которая вместе с юным Алексеем еще ходила в студию Ковальджи, уже тогда обостренно почувствовала его особое поэтическое слово. Она вышла замуж за Алексея, понимая, что его поэзия настоящая и он всегда будет жить ради поэтического слова. У Алексея сочетались периоды депрессии и взрывного счастья, но он всегда находился в состоянии детскости. Он подпитывал энергией строчек себя и близких. Он не хотел быть переводчиком (хотя переводил блистательно), он хотел быть только поэтом. Это для него было данностью. Как цвет глаз или волос. «Я тебе подарю себя. Я тебе подарю своих друзей». Алексей питал свой «сад друзей», жил ради него.
Всем было трудно говорить в минус-времени. Выступая вслед за Ольгой, Владимир Салимон сказал: «Мир после Алексея стал не просто бедным, а плоским».
А Владимир Аристов вспомнил поездку с Алексеем и Ольгой в молодые годы в Славяногорск. Миг непредсказуемого, необъяснимого счастья!.. Ольга на заднем сиденье стала на коленки и, словно в детстве, смотрела в окно на убегающую дорогу… «Мы поэты рая…» — говорил Алексей. Парщиков, по мнению Аристова, был продолжателем Данте. Алексей считал, что структуру рая нужно изучать дальше. И он не признавал тезис о том, что когда наступает жизнь вечная, исчезает искусство.
Елена Кацюба заметила, что все поэты куда-то или от чего-то бегут. Из хаоса в гармонию, из гармонии в хаос. Генрих Сапгир бежал от поэзии. А Алексей Парщиков — от лирики, он искал эпические темы и формы. Но лирика прорывалась. Например, из большой «Полтавы» Парщикова сразу вспоминается любовная битва Марфы и Мазепы.
К микрофону подошел Сергей Соловьев. Он пять лет тому назад оказался вместе с Алексеем в музее Техники в Мюнхене, за двадцать минут до закрытия. Друзья зашли в зал оптики. И, разойдясь в разные стороны, поодиночке увидели расположенные кругом зеркала, которые передоверяли друг другу изображение: размноженное лицо словно стелилось в бесконечность и возвращалось к человеку через 360 градусов. Алексей и Сергей вышли из музея и долго шли молча. «Вот мы и побывали на том свете. Теперь уже не страшно, — сказал Алексей. — И все же ужасно! С этим человеком (с собой) я жил, любил женщин…». Сергей признался, что Алексей был единственным его собеседником. А во время поездки Соловьева в Индию — единственным окошком в московскую жизнь. У Парщикова было гончее, неземное воображение, оно включало в себя несоединимое. Тончайшая нота, узкий коридор восприятия. Общение с Алексеем было наслаждением. Редчайшее счастье, когда твою судьбу посещает такой собеседник. Невозможно поверить, что сегодня его нет с нами.
Художник Евгений Дыбский сказал, что у него хранится рукопись сценария Алексея о фантомной боли. Болит, словно часть себя, орган, которого нет. Такой частью себя Дыбский теперь ощущает Парщикова. Алексей при жизни словно бы говорил абсурд, и из этого гула художник брал пищу для живописи.
Сергей Соловьев предложил создать сайт как «сад друзей» Алексея Парщикова, куда можно было бы обратиться, ведь зияние скоро начнет ощущаться все острее и острее. Дом осиротел, и важно воссоздать пространство. Пусть в виде сайта. Туда могли бы стекаться люди и тексты. Алексей Парщиков всю свою жизнь находился в потоке преображения. Он жил в непросохших днях Творения. В этом его отличие от нас.
Андрей Тавров поведал, как именно Парщиков преображал метафору. Поэт внедрил некое искажение мира. Неподлинный мир выталкивает подлинные слова, как вода пробку. А поэт идет вслед за словами. И он ушел. Куда уходит тепло от постепенно исчезающего отпечатка пальцев на рояле? Куда уходит тепло от стихов? Это остаточное тепло никуда не уходит. Оно остается, и атмосфера Земли становится более теплой.
В последние годы жизни Алексей Парщиков увлекался дирижаблями. Это нашло отражение в его поэзии, в цикле «Дирижабли».

Дирижабли, вы — небо в небе. Поэтому там вдвойне ощутимо присутствие ангелов.

Парщиков и сам теперь — «небо в небе».

Елена ЗЕЙФЕРТ
 
 




Яндекс.Метрика
      © Вест-Консалтинг 2008-2022 г.